Тысяча огней - [77]

Следы буйвола и глубокая рана, нанесенная рогами, рассказали, как произошла трагедия. Охотник подкрался к животному и вскинул ружье, готовясь уложить его наповал. Однако буйвол против всяких ожиданий не ринулся в атаку, а обратился в бегство. Француз-охотник бросился в погоню, но буйвол, внезапно сделав круг, вышел охотнику в тыл. Француз ничего не видел из-за густой высокой травы. Буйвол налетел на своего врага сзади и пронзил его рогами.

На траве отпечаталась огромная «девятка», причем ножка» цифры была вычерчена буйволом, которого неотступно преследовал охотник, а верхний кружочек ясно говорил о том, какой ловкий маневр проделало животное, чтобы перехитрить своего врага.

В стране бапуну

Холм у селения Муссого с одной стороны господствует над саванной, этим озером желтых трав в центре леса, а с другой — над безбрежным океаном деревьев, убегающих к темнеющим на горизонте невысоким холмам. Я пытаюсь «подогнать» мои впечатления под африканские пейзажи Хемингуэя, но это мне не удается. Эти холмы я вижу фиолетовыми на рассвете, красными — на закате, бледно-голубыми — днем, но только не зелеными. Над лесом где-то вдали спиралью вьется дым. Это временные поселения пигмеев банзаби, близких родичей народов банту. В дневные часы можно различить в лесу белые полосы. Это небольшие луга, на которых растет дикий хлопок. Когда лучи солнца падают на густые заросли белых цветов, они сверкают, точно снег.

— Правда, эти луга похожи на поле в снегу, — говорю я Нанни.

Тот смотрит на меня так, словно я сошел с ума. Он принимает душ. Один из наших младших операторов поливает его сначала из ведра, а затем из кастрюли, а Нанни старательно сдирает с кожи пыль и грязь. Он обгорел на солнце, глаза у него болят и слезятся, и ему, понятно, не до шуток.

Я уже умылся «под душем» и теперь сижу на веранде у дверей моей хижины, надежно защищенной противомоскитной сеткой. И, несмотря на весьма многозначительный взгляд Нанни, жду заката и думаю о снеге. Мне ни весело, ни грустно; когда настанет время ужина, я пройду через весь лагерь в большую хижину! столовую.

А пока я смотрю в небо, на облака, беспрерывно меняющие форму и цвет. Внезапно высоко над лесом появляется темное пятно, которое приближается с каждой секундой. Мой помощник туземец Максим перестает; чистить и смазывать наши фотоаппараты и тоже глядит на странное облако в небе.

— Саранча? — спрашиваю я. Максим отрицательно качает головой.

— Летучие мыши, — говорит он.

Летучие мыши! В жизни не видел столько летучих мышей. Они летят густым темным пятном.

— Откуда они взялись? — спрашиваю я.

— Летят с реки Ниари в покинутое селение Кемангу, — отвечает он. И тут же объясняет, что летучие мыши летают целый день низко-низко над самой водой и ловят насекомых. А вечером они неизменно возвращаются на «ночлег» в домики покинутых селений. На рассвете они всей стаей отправляются к реке — тысячи, десятки тысяч летучих мышей.

Такова Экваториальная Африка; здесь все необычна, и не соответствует нашим привычным представлениям. Несколько дней спустя наш походный лагерь тоже подвергся нашествию полчища летучих мышей. Две из них залетели в мою комнату. Максим убил их метлой. Вернувшись в селение, он отдал свою добычу жене и детишкам. Те высушат животных и положат про запас в старый бак из-под бензина.

Впрочем, долго они там не пролежат: голод делает и летучих мышей лакомым блюдом.

Максиму лет двадцать; он умен, сообразителен и с самого дня рождения живет в этом лесном селении. Он типичный представитель народа бапуну со всеми их достоинствами и недостатками. Невысокие, ловкие, они обладают большим мужеством. Бапуну — один из народов, говорящих на языках банту и живущих в тропических лесах бассейна реки Конго. Эти леса простираются от Атлантического океана до Больших озер и по площади равны Италии. В районе Дивиние, где мы снимаем снопы охоты на буйволов, живет всего две-три тысячи туземцев, хотя по размерам он превышает Умбрию[31].

Родичи бапуну, живущие в саванне, выше ростом, красивее и, возможно, еще смелее своих лесных собратьев. Их еда более питательна и обильна, потому что в саванне водится множество животных. Степные бапуну называют себя охотниками за мясом. Для них любая добыча: газель, антилопа, буйвол — это viande (мясо).

Лесные бапуну не столь сильны и выносливы. Им почти не на кого охотиться, и поэтому они поедают все, что удается поймать: мышей, змей, обезьян, различных, и птиц, лягушек, черепах, саранчу и даже летучих мышей. В праздничные дни они едят кур, а по большим, очень большим праздникам — козлят. Все остальное время им приходится довольствоваться растительной пищей, фруктами, кореньями и маниокой. Драгоценную маниоку туземцы выращивают на полях, с трудом отвоеванных у тропического леса, где деревья благодаря влажности и теплу достигают гигантских размеров. Впервые я увидел эти поля, пролетая над лесом на одномоторном «пи-пере», который каждую неделю забирал отснятую пленку и доставлял в наш лагерь чистую. Пилот по моей просьбе сделал круг над лесом, чтобы мне было удобнее снимать. И тут, в море зеленой растительности, я увидел светлые пятна озер. Светлый оттенок этим маниоковым озерам придавала зола от сожженных деревьев, которую африканцы используют как удобрение.