Тысяча огней - [76]

Днем она отчетливо вырисовывалась на фоне синего неба, а ночью мерцала желтым огоньком на черном небе, так как наш руководитель любил читать допоздна и спал с горящей газовой лампой.

Когда наш импозантный режиссер двигался по освещенной изнутри палатке, его силуэт черной тенью скользил по желтой стене. Казалось, будто вы присутствуете на спектакле китайского теневого театра. А мы каждый вечер ждали того момента, когда тень Большого Патрона упадет на постель. Тут-то и начиналось самое любопытное.

Толстяк режиссер немедля начинал храпеть. Этот ритмичный, глухой звук приводил в неописуемое волнение сотню деревенских собак. Для них мерный храп Большого Патрона был чем-то непонятным и странным. Постепенно все они взбирались на холм; мы видели, как блестят в траве их глаза. Достигнув вершины, собаки усаживались вокруг палатки и синхронно отвечали на таинственные ритмичные звуки.

Первое время подвывание собак было еле слышным, что вполне соответствовало похрапыванию Большого Патрона, которое вначале, как известно, бывает не особенно сильным. Но по мере того как храп становился все басовитее и раскатистее и могучие звуковые волны прорезали тишину африканской ночи, вой превращался в злобный, отчаянный лай. Этот концерт продолжался примерно полчаса. И все эти тридцать минут вокруг освещенной палатки на холме громкий храп гармонично сочетался с дружным собачьим лаем; на высокие ноты собаки отвечали не менее высокими, на паузы (а у храпунов всегда бывают странные глубокие паузы) — столь же глубокими паузами. Словом, «солист» и хор выступали весьма слаженно.

Наконец слишком громкий лай и визг собак будили нашего шефа. Вскочив с койки, он гигантской черной тенью вырастал на фоне освещенной стенки.

Пораженные непонятной переменой декорации, собаки на миг умолкали. Но только на миг. Буквально через секунду они опять принимались лаять еще отчаяннее и злее. Неподвижная тень Большого Патрона приходила в движение; она нагибалась, вновь выпрямлялась, и даже на расстоянии было заметно, что в руках у нее какой-то предмет. Это был второй акт в спектакле китайского театра теней. А вот каким бывал эпилог: колыхание противомоскитной сетки — и на пороге возникала тень Большого Патрона. Наш шеф растерянно осматривался вокруг, явно не понимая, что тут происходит.

Еще миг — и он вскидывал правую руку к небу, и безмолвие африканской ночи прерывал оглушительный звук выстрела. Собаки мгновенно обращались в постыдное бегство, сбегали вниз по холму, и их лай слышался уже где-то вдали возле хижин. Порядок был восстановлен; теперь Большой Патрон мог спокойно храпеть до самого утра.

Упорная осада

Охота на буйволов продолжалась уже больше месяца. За это время с нами произошло немало драматических, а порой и забавных приключений.

— Буйволы — самые опасные из зверей, — не раз повторяли нам охотники-европейцы.

— Да, они самые опасные и свирепые, — подтверждали жители.

В селении нам рассказали, что буйволы нередко первыми нападали на людей.

Женщины и дети, которые отправлялись к реке или пруду, чтобы набрать воды, нередко подвергались нападению буйволов, застигнутых врасплох на водопое. Часто раненные, но не убитые охотниками буйволы ночью мстили обидчикам, определив по свету керосиновой лампы, что человек идет один. Один такой буйвол даже ворвался в селение, поддевая на рога всех, кто попадался ему на пути. Его удалось пристрелить только после жестокой схватки. Наиболее мстительными и опасными бывают, конечно, раненые буйволы-одиночки. Туземцы называют их «икубу». Обычно это темный худой зверь, которого сородичи изгоняют из стада либо потому, что он болен, либо из-за неспособности к оплодотворению самок.

Одиночка икубу из-за всех своих невзгод становится еще более мрачным, злобным и агрессивным, чем его собратья.

Хроника малой войны между человеком и буйволом знает немало печальных эпизодов. Только в тех районах, где мы вели съемку, жертвы с обеих сторон насчитываются десятками.

Однажды мы завтракали в конголезском селении Долизи вместе с группой молодых французов-строителей. Вдруг вошли механик и шофер и заговорили с одним из строителей. Тот встал и куда-то уехал на джипе вместе с шофером. Его друзья объяснили нам, что грузовик группы застрял в грязи неподалеку от селения. Когда молодой француз прибыл на место и стал копаться в моторе, подошли жители соседнего селения. Они попросили француза-строителя убить одинокого буйвола, который разбойничал в этом районе. Француз вывел грузовик на сухое место, а так как было всего четыре часа дня и до наступления темноты оставалось добрых два часа, он решил заняться буйволом. Жители показали ему на огромное темное пятно в высокой траве. Это и был буйвол-одиночка.

— Хорошо, попробую его пристрелить, — согласился француз, который наверняка был достаточно опытным охотником. Он взял ружье и, сказав шоферу «скоро вернусь», углубился в саванну. Примерно в половине шестого до негров донесся отчаянный крик. Только в три часа ночи после лихорадочных поисков удалось найти в траве обезображенный труп бедняги охотника. В руках он сжимал ружье, из которого не было произведено ни единого выстрела.