Тысяча огней - [78]

Впоследствии, наблюдая за работой бапуну, я понял, какой это каторжный труд — отвоевать у тропического леса под посев какие-нибудь двести квадратных метров земли.

В борьбе с лесом участвуют все жители селения. Сначала нужно очистить участок от лиан и кустарника, лишь затем приступают к вырубке деревьев. На пощаду могут рассчитывать лишь самые крепкие, не поддающиеся ударам топора. Но если тень от этих деревьев закрывает почти все поле, то их сжигают. Когда внизу ствол дерева слишком большой и крепкий, бапуну сооружают пяти-шестиметровые подмостки и срубают дерево в том месте, где ствол более тонкий и слабый. Свалив деревья, бапуну оставляют их сохнуть на солнце, а затем спокойно, не боясь пожара поджигают. Влажность в лесу такова, что огромный костер в лучшем случае может лишь опалить стволы и листья ближайших деревьев. Затем женщины, убрав с поля головешки, приступают к посеву маниоки. Сбор урожая тоже входит в их обязанность. Засевать поле в этих местах можно не больше двух-трех раз. Почва здесь бедная, неплодородная, хотя обилие растительности на первый взгляд говорит об обратном. Бапуну обречены вести кочевой образ жизни и вести беспрестанную войну с лесом за каждый клочок земли.

Я спросил у старосты селения Муссого, почему его племя даже не пытается сеять маниоку в саванне, где растет трава матити. Ведь там, очевидно, куда легче было бы подготовить поле.

— Нет, ничего бы у нас не вышло, — ответил мне глава селения.

Он объяснил, что выжженная и высушенная в сезон засухи земля саванны становится «безумной» и в довершение всего в сезон дождей вода вымывает из нее верхние, плодородные слои. Впоследствии Максим тоже подтвердил мне, что на этой «безумной земле» семена не вызревают. А если одному-двум росткам все-таки удается выстоять, то их в конце концов ждет гибель от палящего солнца или проливного дождя.

В лесу же земля покрепче, а деревья и кусты вокруг плантации создают влажный барьер, который не пропускает слишком сильные лучи солнца и ослабляет порывы ветра.

Караван «типой»

Ближайшее от Муссого селение Фоари находится неподалеку от проезжей дороги. Таким образом, хозяйственники нашей группы каждый день на трех джипах доставляли продукты в Фоари, а оттуда маленький караван по пешеходной тропе добирался до Муссого с грузом продовольствия, минеральной воды и льда. Самое любопытное происходит, когда мы достаем из бачка лед, успевший за три часа ходьбы по лесу наполовину растаять.

Еще издалека мы видим, как пеший караван поднимается на холм, и сразу начинаем держать пари: сегодня они будут красивые или нет. Они — это девушки-бануну, которые приносят нам продовольствие и воду. Здешние мужчины не могут унизиться до того, чтобы стать носильщиками. А так как все девушки каравана еще не достигли пятнадцати лет и не вышли замуж, им дано право ходить совершенно голыми. Впрочем, когда караван наконец приходит в селение, жажда успевает окончательно нас доконать, и мы уже не в силах любоваться красотой юных, стройных тел. Мы тут же открываем металлические бачки и поспешно вынимаем кубики драгоценного льда. Девушки стоят и смотрят, но едва мы отходим в сторону, с жадностью приникают к краю бачка; они взахлеб пьют ледяную воду на дне, а остаток с хохотом выливают себе на голову и плечи.

После месяца работы мы разбились на две группы. Одна отправилась в район Дивиние, где Большой Патрон снимал фильм с участием итальянских, французских и американских актеров, другая в составе нескольких кинооператоров во главе со мной осталась в прежнем районе, чтобы заснять сцены охоты на буйволов.

Нашим новым средством передвижения в саванне должны были стать типои, и, признаться, когда я увидел их впервые, меня охватил страх.

— Вы не страдаете морской болезнью? — спросил у меня Милле, французский правительственный чиновник и наш неизменный сопровождающий. Его вопрос отнюдь не показался мне странным, так как типой — его большие носилки, которые несут на плечах восемь человек, очень сильных и выносливых, а еще восемь находятся сзади в резерве. Смена носильщиков происходит каждый час. При этом типой движется не по прямой, а качается во все стороны. Скорость движения беспрестанно меняется и зависит от ритма шагов. Так что крепкие желудок и нервы тут совершенно необходимы.

Крики носильщиков достигают своего апогея в момент «старта». Согласовать действия всех носильщиков — дело отнюдь не легкое. Тут нужны зычный голос, много терпения и выдержки. Увы, я не знал, что и потом крики и вопли не прекратятся ни на миг.

— Беса! Беса! — перекрывая шум голосов, внезапно крикнул Милле. Это сигнал к отправлению, и мы наконец-то трогаемся в путь. В караване пять типоев; каждый из них поочередно несут шестнадцать человек. Далее идут примерно сто носильщиков с грузом продовольствия, оружия, кинопленки и камер. Замыкают шествие женщины, часто приходящие на помощь носильщикам и дети, которые рады случаю побывать в других селениях.

Едва мы двинулись в поход, вся эта пестрая армада принялась во весь голос распевать песни, чтобы задать ритм движению.

Когда я понял, что шумовые эффекты в пути не ослабевают и, больше того, ими сопровождается каждый новый шаг каравана, мной овладело беспокойство. Придется ли по душе концерт диким животным? Скорее всего они бросятся наутек, и я не найду ни одного буйвола в радиусе ста километров.