Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [59]

В моем мире нужно утверждаться в борьбе с другими, но и тут нельзя быть уверенным до конца, чаще бывает, что Дьявол, как говорится, гадит всегда кучку к кучке, т. е. предоставляет богатство и счастье тем, кто этого вообще не заслужил. В таких обстоятельствах люди просто должны становиться недовольными и завистливыми, разве не должны они стенать и жаловаться без конца и надеяться на день Страшного Суда, когда они, наконец, увидят, что такое справедливость, которой им пришлось так долго ждать?

Да, я могу понять людей, но что им даст мое понимание, ведь из-за них я не буду менять свой алгоритм, а Бог не откроет вновь врата Рая, причем людям я могу только посоветовать не слишком полагаться на милость Божью, ибо разве не сказано у пророка Исайи[79]: «Я, Господь, и нет иного. Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, творю это». Разве не говорит об этом Амос[80], который тоже был пророком, как Исайя, и получил слова от Бога, что «бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы», причем сам, возможно, ему помогал только Эламир, ангел силы, но об этом ничего и нигде не написано.

Мне недовольство людей может быть безразлично, пока они сами им довольны. Однако здесь я хочу указать еще на одну дурную человеческую привычку, а именно — на нетерпение, о котором я вообще не мог бы сказать, откуда оно взялось. Во всяком случае, я людей не учил быть нетерпеливыми, ибо мой союзник — госпожа, носящая имя Время (в немецком языке существительное «время» женского рода. — Прим. пер.). Ей я обязан моими величайшими и прекраснейшими достижениями, только в союзе с ней я могу развернуть мой алгоритм, я люблю ее, и в ней вершится моя сущность, ибо она прекрасна, моя сестра и любимая невеста, я запечатлел ее в моем сердце и на моей руке, и она сильна так же, как мой старый и добрый друг Смерть. Она моя, ее я долго выпрашивал у Бога и получил навсегда, и любовь моя не кончится с приходом Судного дня. Госпожа Время — моя любовница, она мать и повивальная бабка моего творения, она выносила мои создания и родила их, кормила и воспитала, без страданий и жалоб, окружая повседневной заботой, чтобы потом передать Смерти, когда, наконец, свершится смысл и цель моих созданий.

Люди же никогда не любили Времени, они не могут насладиться радостями, которые всегда заново предлагает им Время в этом мире, где нужно работать, чтобы вкушать хлеб в поте лица своего. В своем недовольстве люди хотят иметь все, в своем нетерпении они это все хотят иметь немедленно; соблюдать спокойствие, выждать и взвешивать — все это представляется им, таким благородным, всего лишь трусостью, во всяком случае, так они говорят. Они хотят как можно скорее назад, в свой Рай, все их мысли и чаяния направлены только на то, чтобы не дать себе слабости, избрав окольные пути, не допускать задержки и проклясть на веки вечные тех, кто пытается их задержать. Но и люди когда-нибудь поймут, что только Время укажет им истинный путь в другой мир, коль этот им не по душе. Госпоже Время уже пришлось приложить немало усилий, чтобы сделать из моего творения то, чем оно стало, и это длилось очень долго. Так как же могут люди позволять себе попытки ускорить ход времени, когда они еще даже не поняли, что такое время?

Но люди никогда еще не отступали перед вещами, которых им не удалось понять, напротив, их неразумение, кажется, только пришпоривает их. Я еще хорошо помню, как люди пробовали разобраться в созидании моего мира. Прежде всего, некий Карпократ[81], который, возможно, звался Гарпократом, что точно не известно, и который жил вместе с Мариамной, Марфой и Саломеей, утверждал, что мой мир прекратит свое существование именно тогда, когда будет исчерпано число его возможностей, что, в порядке одной из гипотез, само по себе звучит не так уж фальшиво, ибо в действительности сначала Бог, а затем и я в результате акта нашего творения свели бесконечное множество возможностей к огромному, но все-таки конечному числу. Затем Карпократ немедленно и без обиняков сделал следующий шаг в своей аргументации: он утверждал, что в этом мире не может быть повторений, в чем он был не совсем неправ, во всяком случае, в том, что касается истории человечества, ибо она старается изо всех сил не повторяться постоянно, при этом люди не оказывают ей никакой поддержки. Ну и ладно, ну и хорошо.

Но тут последовал третий и решающий шаг. Если число возможностей остается ограниченным, а повторения исключаются, то тогда можно было бы ускорить течение времени к моменту наступления конца всех дней, а именно, путем нацеленного и сознательного скорейшего совершения всех возможных действий, ибо души лишь тогда станут свободными, когда будут совершены все поступки, которые только существуют в мире, когда одновременно будет до конца опустошено хранилище возможностей[82]. А если прежде всего исключить к тому же позорнейшие из своих деяний, с тем чтобы они не запятнали будущее и грядущие невинные пока поколения, то можно быть уверенными в себе и собственной праведности и нисколько не бояться, что могут подумать на этот счет другие.