Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [57]

Как я уже говорил, господин Смерть довольно равнодушен к тому, как его называют, до тех пор, пока к нему относятся с уважением, поэтому он и не жалуется на то, что люди иногда считают его мужчиной, а иногда женщиной, в зависимости от ситуации. Я уже выдал секрет, что мой добрый старый друг не чужд тщеславию, поэтому ему доставляет радость, когда его описывают как красавца юношу, гасящего факел, и присваивают ему имя Танатос или Мересгер, т. е. обожающий молчание. Ведь ничто не может так сильно разозлить Смерть, как шум, который производят люди своей повседневной суетой и постоянной болтовней, что побуждает его к более интенсивному выполнению своей работы. При этом я иногда бываю вынужден сдерживать его, ибо не пришло еще то время, когда ради покоя придется жертвовать людьми, даже если я сам часто мечтаю об этом.

Я говорю моему доброму старому другу Смерти, что он сначала должен смириться с людьми, принимать их такими, какие они есть, а самому ему не следует усердствовать в своем труде, а лучше радоваться тому, что люди придумали для него столь много обличий, ведь это поможет ему избегать скуки, если он только все это примет. Среди них и скелет, и рыцарь с мечом или копьем, или же луком и стрелой, как уж ему понравится, и жнец с серпом, или, даже бродячий музыкант, который играет на своей скрипочке последний танец. Пусть он не соглашается, если ему дадут имя Ле-хер-хер и представят в образе краба с двумя огромными клешнями. Ведь это подпитывает ошибочную веру людей в то, что Смерти можно отомстить, если ловить крабов и варить их живьем. И хотя это чрезвычайно неприятно крабам и заставляет их жаловаться на судьбу громким писком, Смерти это нисколько не мешает, что доказывает история, не оставляя нам ни тени сомнения, а люди умирают даже тогда, когда предварительно съедят краба, даже если его подадут на стол, красочно оформленным майонезом или салатом. Это должно было бы давно научить людей, что смерть можно описывать и по-всякому называть, но ее никак нельзя устранить, ибо людям не дана власть над словом, и посему на деле нет никакой разницы, какое имя дать смерти: Кшитигарбха, или Ди-Цанг, или Дзизо — не важно.

К счастью, вечер подходил к концу, и, несмотря на приличное подпитие, мы вновь, наконец, вспомнили, что у нас есть и другие дела, помимо того чтобы судить да рядить о людях и их глупости, и каждый вспомнил о своем, при этом мы знали, что за временем отдыха и веселья вновь грядет время долга, ибо важно, чтобы каждое дело свершалось в свое время. Итак, мы оставили ресторан, неважно какой (кстати, я очень озабочен тем, что многое, partout, уже не могу удержать в памяти), где мы чудесно поели, попили и поговорили, затем сердечно распрощались, ибо, что бы ни говорилось в такой вечер, нашей вечной дружбе вреда это нанести не может, и мы оба очень хорошо это знаем.

Господин Смерть вновь приступил к своей работе, что было настоятельно необходимо, так как именно в последнее время люди открыли, сколь радостно плодиться, и размножались столь рьяно, что даже мне это стало доставлять хлопоты, поскольку мой алгоритм не был к этому готов. Правда, и в этот раз я мог бы вполне положиться на моего друга, который всегда выполнял свои задачи с чувством долга и с полной самоотдачей, не уставая от трудов своих, но мне стало ясно, что и мне самому придется вскоре заняться этой проблемой, ибо чего не сделаешь сейчас, то завтра будешь делать вдвое. В тот вечер, однако, я был расположен к отдохновению, поэтому укрылся в таком уголке, куда даже Бог не смог бы за мной последовать, не говоря уже о людях, если бы они меня искали.

Однако же вернемся назад, собственно к нашей теме, которую мы оставили несколько мгновений тому назад: недовольство людей в этом мире и этим миром. Хотя я все время пытался, мне практически не удается уйти от вечных жалоб и стенаний людей — мучительного шороха на задах Универсума, постоянных придирок и бормотания о неудобствах и недостатках этого мира. Люди всегда чем-то поражены, обескуражены, всегда печальны и разочарованы, что само по себе могло бы быть мне безразлично, ведь я не нуждаюсь в их одобрении. Никогда я не отрицал, что этот мир имеет изъяны, иногда, должен признать, существенные изъяны, но несмотря ни на что этот мир все эти годы движется вперед, и один только факт его существования однозначно доказывает, что все с этим миром обстоит не так плохо.

Он будет даже еще лучше, если люди не будут употреблять весь свой интеллект на дальнейшее развитие своих впечатляющих способностей к критиканству, а, вложив все свои силу и волю, отдались бы решению стоящей перед ними задачи, а именно — поддержать меня в совершенствовании нашего мира. Ведь я не открою никакой тайны, если скажу, что на ближайшее обозримое время это — единственный мир, предоставленный в распоряжение людям, и у них не будет возможности выбрать, если им захочется, какой-либо другой мир, поэтому с этим миром они должны обходиться весьма заботливо. Я утверждаю, что никому не следует придираться к нашей Вселенной и привередничать, что она якобы не красива и не совершенна для обладающих плотью существ, и тем более препираться со мной, ее создателем. Если этот мир и не вполне совершенен, он все-таки, будучи продуктом моего алгоритма, прекрасен, и другого не существует, который был бы его прекраснее, это же относится и к человеку, ибо он совершенен в той степени, в которой я по милости своей позволяю ему становиться совершенным, в чем иногда раскаиваюсь.