Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [168]

Мне никогда не могли объяснить, как люди вместо Бога могут брать на себя отпущение грехов, когда они попросту не могут знать, какова будет последняя Божья воля. Такие соображения не мешали людям делать это постоянно, при этом им здорово везло, ведь хорошо и уютно живется с верой в то, что еще здесь, в этом мире, существует инстанция, перед которой можно извиниться независимо от того, что ты натворил. Можно убить своего ближнего, ограбить его, обесчестить его семью, а затем в определенном месте признаться в своих поступках, немного покаяться и помолиться, пожертвовать то, что самим не нужно, оплачивая свои долги, и готово! — можно совершать новые дурные поступки, словно ничего не случилось. Я никогда не прощал идолу Мамону то, что он укрепил в людях такую веру.

Я многое мог бы еще сказать, но время поджимает, а потому остановлюсь только на самом существенном: Мартелл разгромил орды нового пророка, и их сила была сломлена, хотя война продолжалась еще пять столетий, пока их не выгнали за море в пустыню, где им было самое место, так что Мартелл сотворил добро, ибо нет ничего хуже, когда вещь находится не в том месте, где ей положено быть. Вскоре у него появился потомок, которого люди назвали Великим[243], и были правы, ибо роста он был огромного и возвышался надо всеми на целую голову.

Люди, эти чувственные существа, которые могут понимать мир только посредством своих жалких ощущений, хотя они любят утверждать, что разум их возвышает, так вот, люди различают своих ближних и судят о них по физическому строению, даже когда парализованная нога, или горб, или рыжая борода абсолютно ничего не говорят о разуме или душе. Впрочем, и не могут говорить, так как разум и особенно душа могут существовать и без тела, это доказывает одно только наше существование — существование метафизических существ, — и никто не может против этого ничего возразить. И разуму, и душе безразлично, обладает ли человек красивым телом, оно не будет всегда таковым, ибо критерии меняются чуть ли не каждый год. Иногда красивыми считаются большие, иногда маленькие, иногда толстые или тонкие, со светлой или темной кожей, с рыжими или светлыми волосами, а иногда и вообще без них, и я не хочу упрекать людей, ведь благодаря такому подходу каждый имеет шансы в какой-то момент считаться красивым, независимо от того, как устроена его фигура. Но он должен смириться с тем, что остаток жизни проведет гадким, но это легко перенести, если когда-то ты был красивым или имешь надежду стать им.

Что касается новых князей, то речь не шла о том, что люди в те времена считали красивым, ибо к приятным привилегиям potentes относится то, что они сами устанавливают критерии, а humiliores должны стараться соответствовать этим критериям. Тело такого князя могло быть коротким, толстым или малоподвижным, везде и во все времена было достаточно князей с такими физическими недостатками, что, однако, нисколько не умалило их власти, пока в их распоряжении были другие эффективные средства для удержания власти, ибо, к счастью, давно прошли времена Нимрода, когда potentes собственной персоной должны были бороться с humiliores за обладание властью. Вот так процветало в те времена разделение труда среди людей, когда каждый делал то, что он лучше всего умел.

Тем не менее в мои планы хорошо вписывалось то, что новый князь одним своим видом пробуждал в людях благоговение, и люди подчинялись ему беспрекословно, что само по себе чрезвычайно способствует быстрому и прямому осуществлению власти, а это, в конце концов, главное, вот почему я никогда не понимал, почему люди сегодня возводят массу препятствий перед potentes и желают, чтобы власть придержащие по каждому поводу и вопросу обязательно испрашивали их мнения. Во всяком случае, таким способом никогда бы не удалось остановить орды с Юга, что, без сомнения, было важнее, чем прислушиваться к изменчивому мнению людей.

Но князь, которого называли Великим, делал то, что считал нужным, и ни у кого не спрашивал мнения; так он возродил Империю уже в этом мире, не ожидая прихода спасения. Однако времена изменились, и люди только смутно помнили, как все было раньше, а посему Империя Великого князя должна была стать Новой Империей, и он собирал все, что казалось ему важным и достойным. Для него не имело значения, чему это принадлежало — старой Империи или «Новой религии», — он не чурался и древних традиций варваров, если они хоть чем-то могли послужить становлению и укреплению стабильного порядка. Именно это, и ничто другое является, в конце концов, задачей всех potentes.

Меня очень радовало, что князь привлек к своему двору умных и мудрых людей из всех провинций Империи с тем, чтобы они не только познавали мир, но и изменяли его, а это в условиях холодного Севера было более серьезным испытанием, чем возлежать в тени олив в южных садах и рассуждать о том, какие вещи остаются неизменными, а какие нет. Я вспоминаю, что я уже говорил о том, что в этом, моем мире важнейшую роль играет помесь, гибрид, меланж, ибо каким иным способом, кроме как в результате мутаций, могут произойти изменения. Совершенство и чистота в руках Божиих, только Он был в свое время в состоянии легкой рукой и единым духом сотворить мир, который изначально был совершенным и потому может покоиться в себе самом до конца всех дней.