Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [169]

Не хочу еще раз повторять, как скучен такой мир, ибо сейчас и в дальнейшем люди не имеют к нему доступа, а посему человеку надлежит заботиться о том мире, куда он был заброшен без его на то согласия, — ни Богу, ни мне никогда еще не приходилось испрашивать согласия людей, так мы будем поступать и в дальнейшем, это я могу обещать. К счастью, некоторые люди оказались настолько мудрыми, что стремились приноровиться к обстоятельствам и преобразовать их наилучшим образом, и к таким людям, без сомненья, принадлежал и тот Великий князь, который не полагался только на веру и ожидание, а взял свою судьбу в собственные руки, где можно было найти более надежный приют, чем в лоне Авраама.

Князь брал то, что находил, сводил воедино и так, и эдак, и в результате никто не мог уже определить, взято это от римлян, греков или варваров, — в этом подлинный творец, ибо, в конце концов, важно произведение, а не исходный материал или процесс изготовления. Неужели кто-то может всерьез задать вопрос, из чего состоит Ничто, которым когда-то воспользовался Бог? Никого не должно это интересовать, никого это не касается, в конце концов, это не играет никакой роли, если творение выше любой критики, что в случае с Богом вообще вне обсуждения. Точно так же, как и в моем случае, не правда ли?

Но здесь я еще должен добавить несколько слов, ибо воистину человек лишь тогда близок к Богу, когда он творит, а не когда страдает. Когда знаешь людей немного лучше, тогда понимаешь, что они эту близость ищут скорее в страдании, потому что страдать или доставлять страдание значительно проще, страдание можно воспринимать по любому поводу, а если этого недостаточно, тогда страдают вместе с другими, а если уж и это не помогает, тогда можно причинить страдание ближним, вот так люди исполняют свой долг, чтобы в этом мире всегда присутствовало страдание.

Говорят, что Бог ближе всего был людям в те, пусть короткие, моменты страданий, боли и смерти (если, конечно, это не был Симон Киреянин, которому Бог поручил эту задачу; но этого мы точно не знаем). Не отказался ли Он в тот краткий миг от своей Божественности, не был ли он так человечен, как никогда до этого? Я, однако, никогда не понимал, почему люди стремятся следовать Богу именно в том, в чем Он точно такой же, как все люди. Это означает, что человек хочет быть таким, как человек, но для этого он нуждается еще в одном боге, однако такие поиски самого себя приведут людей на бесплодные, слишком непродуктивные окольные пути. Если же сделать из всего этого вывод, что человек обретает познание, если только дорогу к нему на хорошем примере указывает Бог, то мне нет нужды продолжать этот разговор, ибо в таком случае становится ясно, что с познанием у человека дела обстоят очень-очень плохо, и люди не поймут того, что я сейчас пытаюсь им объяснить.

Но я хочу еще раз испытать свое счастье и потому все же скажу, что только в творчестве человек раскрывается как достойный Божественного наследия, равно как и задач, поставленных Дьяволом. А творчество — это больше, чем обычное ремесло, больше, чем нанести глину на круг и сформировать ее, больше, чем дать миру закон, которого до сей поры еще не было, больше, чем найти новый образ в том, что было издавна сокрыто. Творчество — это в первую очередь и прежде всего свобода, которую никто не обеспечивает, но которую творец должен взять себе сам, даже если другие ему в ней отказывают, а она редко валяется безнадзорной на улицах этого мира, и за нее довольно часто нужно бороться, против всех и всяческих противоречий и возражений, против непонимания со стороны других, против собственного отчаяния и, прежде всего, против неудач.

Только не нужно неуважительно относиться к неудачам, ибо они сами по себе еще не ошибка, но истинный грех трусливо и малодушно сдаться, предавшись унынию, и безропотно подчиниться своей судьбе. Я сам делал ошибки, и от Бога были сведения, что Он не всегда был успешен в первых попытках творения, так что Ему каждый раз приходилось начинать сызнова. Вот на чем должен учиться человек, а не на страданиях и муках.

Время неумолимо, и ничто не вернет его нам назад, если мы когда-то потратили его впустую, поэтому я не буду копаться в деталях, в чем меня справедливо подозревают, а расскажу только о существенных вещах, причем именно так, как они совершались в свое время, и подтвердить это мог бы Бог, если бы Он присутствовал при этом, но Он удалился в свое пристанище на Седьмом небе и удобно себе там все обустроил, что само по себе не должно представлять проблемы, когда тебе наперебой стремятся услужить серафимы и херувимы. Мне лично все эти постоянные ликованья и радостные клики до небес скорее мешают, потому что под музыкой я понимаю нечто другое, но ведь и у нас, метафизических существ, различные вкусы, и мы договорились не спорить по этому поводу, даже когда это дается с трудом.

Но это сказано, как говорится, a part (реплика в сторону. — Прим. пер.), ибо для меня сейчас важно другое, а именно: после того как Великий император вновь установил порядок среди людей, чтобы они не бродили хаотично по разным странам и не устраивали при этом всяких бедствий больше, чем это необходимо (ведь небольшие бедствия всегда полезны, хотя бы для того, чтобы напоминать людям об их главной задаче по усовершенствованию этого мира). Так вот, сейчас я мог уже подумать о следующей фазе моего плана, ибо с помощью одного порядка, как бы ни был он важен, мой план не завершишь, ибо порядок, хотя и необходимое, но не единственное условие для достижения совершенства этого, моего мира.