Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [158]

Я уже говорил, что и бессилие может породить своеобразную силу, которая ищет свою дорогу, как текущая вода, и если ни золотом, ни мечом не удается удержать ее при себе, то она находит возможности бросить вызов правителям. Мудрой деталью плана Бога было то, что Он направил Своего Сына в мой мир именно в тот момент, когда массы терпели особую нужду, поэтому Его послание угнездилось в головах людей, куда правителям путь был заказан, хотя бы потому, что они никогда не пытались его отыскать. А поскольку правители никогда не интересовались головами людей, то там образовалась пустота, и люди с жадностью поглощали новые послания и все сильнее ненавидели правителей, пока они вообще не перестали верить в их власть.

Неважно, на чем строить власть — на любви или на страхе (по моему мнению, оправдал себя mixtum compositum, компоненты которого в их соотношении можно сравнительно произвольно менять, но меня сегодня никто не спрашивает), — нужно только не забывать, что не применение того или иного инструмента обеспечивает власть, а вера в нее. А потому повторю еще раз, что с властью сильных мира будет покончено безвозвратно, как только массы перестанут верить в нее, и тут уж ничем не помогут ни мечи, ни золото.

Но как только зародится сомнение в вере, то спасение станет уже невозможным, тогда из тоненького ручейка родится мощный поток, новый Всемирный потоп, который все унесет и погребет под собой, и никто и ничто не смогут его остановить, даже мне это не удастся, а посему я вынужден был подождать, пока уляжется первое волнение, что в этом случае длилось очень долго, ибо люди теперь вовсе не хотели участвовать в построении мира.

На этот раз они были так недовольны состоянием моего мира, что не хотели даже верить в то, что его можно улучшить своим собственным трудом; на этот раз они уклонились от выполнения своей задачи и видели лишь один-единственный путь избавления от тягот и страданий, на этот раз они пожелали навсегда разделаться с этим миром, на этот раз они страстно надеялись на Великий пожар, в котором погибнут злыдни и безбожники, надеялись на Последнюю битву, которая освободит бедных, страждущих и слабых, надеялись на Великого царя, который могущественней, чем все сильные мира сего, на Новое царство справедливости, которое будет не от этого мира. Ведь сильные хотят быть сильными в этом мире, и никто не может противостоять их силе, но зато они будут слабыми и беспомощными перед лицом сильных из другого мира, который грядет во всей красе и великолепии, когда нужда будет особенно велика.

Да, а что же humiliores? Они наконец обрели свою насущную веру, у них не было больше страха перед сильными мира, они верили, нет, знали, что сильные могут истязать и уничтожать их плоть, но не бессмертную душу, и потому они могли встречать смерть с радостью, ибо лишь тогда душа их воистину станет свободной от страданий земной жизни, их путь был бы окончен, и душа возвратилась бы домой, в Рай, к Богу истинному и единственному. Странник не устраивается по-домашнему во временном приюте, поскольку на следующий день он продолжит свои странствия, так и верующий человек в этом мире знает, что родина ждет его с таким же нетерпением, с каким и он ждет свидания с ней.

Признаю, что такие взгляды и настроения взбесили меня тогда, и продолжают бесить и сегодня, ибо дело не только в том, что эти люди пренебрежительно относятся к моему творению, но в своей вере, которую они полагают знанием, заносчивы и высокомерны, ведь они по своей сути глупы и необразованны, а собираются судить и оценивать красоту и логику моих творений, не говоря уже о том, что дерзают утверждать, что Бог именно им открыл Свою истину. С такого рода людьми[227] мне нечего делать. Я еще могу принять критику, которую они высказывают время от времени, поскольку в этом мире не все еще обстоит так, как должно быть; однако только тот имеет право на критику, кто сам устремленно старается улучшить положение, поэтому я терпеть не могу, когда из критики вырастает неприятие, а из неприятия — надежда на скорый конец света, а из этой надежды — собственное поведение, направленное на ускорение подобных событий.

Я подарил людям свободу, и теперь каждый может решать сам, нравится ли ему в моем мире или нет, а если ему не нравится, то он свободен в своих поступках, может взять веревку или прыгнуть вниз с самой высокой скалы, или обратиться за советом к моему старому доброму другу Смерти, который уже задолго до этого момента расширил набор подобных услуг, но этот человек не должен препятствовать другим делать то, что им придет на ум. И что только эти люди себе воображают? Уж не думают ли они, что они — дети света, воины Господни, будто Бог нуждается именно в них, будто Бог именно их призывает в Свою рать, что именно они могут что-то значить в той извечной игре между мной и Богом?

Хотите верьте, хотите — нет, но я считаю, что дела у Бога совсем плохи, если Он действительно делает ставку на войско из бедных, слабых и страждущих, чтобы выстоять в нашей игре. И еще добавлю к этому, что Ничто не предопределено в нашей игре заранее, о ней нет никаких записей, ибо игра эта не касается людей, они ее не понимают и не должны вмешиваться в нее, потому что по окончании ее только один из нас — Бог или я — понесет убытки, когда нам придется заново выстраивать то, что в своей простоте порушили люди. Тем временем я узнал, что Его терпению постепенно приходит конец, а каждый знает, сколь грозным может быть Бог во гневе, и Он обратит его на людей, а не на меня, ведь Бог давно понял, как чертовски скучно было бы Его бытие без этой вечной игры со мной.