Ткач - [35]

— Я осмелился подключить к розыску техников и агентов нашей сети. Пока ни в одном из городов Саосса Фирлит замечен не был. Правда, один из торговцев — ему можно доверять — клянется, что видел его на той дороге, которой я прибыл сюда.

— А что происходит на юге?

— В остальных ваших владениях, как и на юге, царит мир.

Мидар кивнул. На мгновение Авриту показалось, что пальцы повелителя сильнее сжались на свертке с бумагами Хранителя Чести, кажется, от Владыки не ускользнул взгляд вестника.

— Ты принес много важных вестей, но главная твоя удача — увидеть корабли. Ты заслужил отдых и вознаграждение. Я позволяю тебе присуствовать на церемонии приветствия.

Слова благодарности были бы излишни. Только глубокий поклон передал ту степень восхищения, которую испытывал вестник к своему правителю. Обычно на церемониях такого рода присутствуют только члены семьи, особо приближенные персоны и дворцовая стража с частью войск. Конечно, сейчас совсем особый случай, совсем особые гости, однако… Когда Аврит поднял взгляд, Мидара уже не было.

Несущий вести еще некоторое время бродил по темным переходам. Несмотря на долгую скачку, волнение и встречу с Владыкой, он не чувствовал усталости. Возможности, открытые перед ним благодарственным жестом Мидара, были слишком велики, чтобы забыть о них на время сна: Аврит увидит принцев, знатных вельмож и воинов, с кем-то из них он сможет поговорить, обратить на себя внимание услужливостью или ценной информацией, конечно, нельзя забывать о том, что далеко не каждому позволено оказаться в приветственном зале, да вообще в покоях семьи Владыки. Однажды он сможет рассказать об этом. Быть может, ему не поверят, быть может, сочтут за красивую сказку, а быть может… оплатят. Аврит одернул себя. Не для того ли правитель пригласил вестника, чтобы проверить его верность правящей семье? Как вообще можно осмелиться предать её? Да и кому нужна легенда о прекрасном замке для целей иных, нежели любование?

За этими размышлениями, изрядно подпортившими Авриту эйфорическое состояние души, несущий вести пропустил поворот, ведущий в помещения техников и охраны, и добрел до первых этажей кухни. Здесь царили холод, запахи сырого мяса и овощей, снующие туда-сюда поварята. Подозвав одного из них, Аврит приказал подать ему обед. Устроившись прямо на полу у двери, он принялся ждать мальчика и обещанный поднос. Эмблема вестников — чиж, рвущий паутину — давала ему право находится в любой точке нижних этажей и отдавать приказы служкам; нашитая на левый рукав рубахи, она так же позволяла проникать в любой дом, проезжать любой пост, и могла разговорить того, кто не очень стремился молчать.

Обед был действительно вкусным, возможно, мясное рагу было остатком с господского стола, но это нисколько не волновало Аврита. Только позволив себе ненадолго присесть, он понял, насколько устал. Кажется, даже на то, чтобы пошевелиться, сил уже не было. Однако вестник совладал с собой, кряхтя поднялся с пола и покинул кухню, направляясь к отведенной комнате. По пути он встретил приятеля, служащего в каком-то дальнем пределе, но не нашел в себе решимости выслушивать его новости и отвечать на вопросы. Коротко взмахнув рукой, мол, потом, Аврит открыл дверь и свалился на постель, почти мгновенно забывшись крепким сном без сновидений.

Анта плела косу. Серебро ее волос украшала лишь черная бархатная лента. Мидар невольно замедлил шаг, проходя мимо комнаты супруги. Обычно закрытая дверь теперь была распахнута настежь. То и дело служанки вбегали и выбегали, резко останавливаясь перед Владыкой для поклона и исчезая в неизвестном направлении. Мидар не замечал их, он видел лишь мягкий изгиб шеи, прямую спину и длинные пальцы, перебирающие пряди волос. Анта не видела мужа или не желала показывать, что заметила. Еще несколько секунд он оставался на месте, а затем быстрым шагом удалился в кабинет.

Там Мидар позволил себе на минуту расслабиться, откинувшись в кресле и медленно стирая все волнующие его мысли. Лишь несколько минут потребовалось Владыке, чтобы полностью сосредоточиться на свертке, лежащем на столе. Бумаги, сложенные ровной стопкой, были сплошь, почти без отступов от краев, покрыты мелким почерком Фирлита. Мидар долго смотрел на верхний лист, не вникая в смысл, но стараясь представить, как Хранитель Чести склонялся над тонкой бумагой, обмакивал перо в чернила, задумывался, выводил первую букву… Что чувствовал он тогда? Владыка поглаживал уголки страниц: его пальцы начали едва ощутимо мерзнуть, в желудке сладко заныло от нетерпения, где-то вдалеке слышен был шум северного моря, щеки коснулась колкая снежинка. Мидар сморгнул наваждение и погрузился в чтение.

«Однажды я встретил во сне женщину. С её пальцев ссыпался золотой песок, её руки были унизаны браслетами, в её глазах плескалось море, отражающее цвет грозовых облаков, её одежды были тонки, а волосы были покрыты платком из легкой ткани цвета листа миндаля на рассвете. Женщина шла по безликой пустыне и смотрела вдаль, за высокие горы. Что она видела за снежными вершинами? Куда она шла? Я не знал. Я только двигался за ней следом, оставаясь незамеченным среди бескрайних барханов, почему — я тоже не знал. Но я не был единственным возле нее. Рядом скользил в воздухе демон, нашептывающий женщине, насколько она красива, насколько она горда, насколько она сильна, говорящий, что она настолько далеко зашла от дома, что давно пора возвратиться назад — там, на изрезанном каменной вязью балконе, её ждет тишина. Но женщина улыбалась. Её губы пахли кофе и вином, настоянным на ветрах, целующихся с высочайшим пиком далеких гор. Слушала ли она демона, верила ли ему, я не знал, я просто шел за ней к горам, а она шла к реке, чтобы испить её вод и очистить своё сердце от золотого иссушенного песка, который ранящей паутиной сжимал её душу. Женщина остановилась, словно усомнившись в себе. Я испугался. Страх, что она развернется и позволит снегу смотреть ей в спину, объял меня, но она вздохнула, взмахом кисти, словно выточенной из ветви персикового дерева, она отогнала демона — и пошла вперед. Я готов был целовать её стопы. Я был её тенью. Я был счастлив. Я мог с ней не расставаться…»