Такая женщина - [19]

— Черт знает что! — злилась она. — Не сегодня-завтра институт прикроют, зарплаты нет и не предвидится, а он пишет диссертацию! Просто какой-то театр абсурда, честное слово!

— Вся наша сегодняшняя жизнь — театр абсурда, — возражал Сережа. — Я думаю, он как раз для того и пишет эту диссертацию, чтобы удержаться на грани реальности…

Институт закрылся, и Сережа в первый раз остался дома; они завтракали в кухне, и, поглядев на мужа, Кира сказала:

— Ну что ж — к этому шло… Мы что-нибудь придумаем! Не может того быть, чтоб не придумали.

Но думать на эту тему у нее не было ни времени, ни сил: притирка к сложному механизму студии забирала без остатка и то, и другое. Так что Сережа по многолетней привычке вставал рано утром и шел «на добычу». Рысканье по магазинам и стояние в очередях отнимали несколько часов; отоварившись, он возвращался домой, наводил порядок, готовил обед и ждал Киру. Вернувшись со студии, она обессиленно плюхалась на стул в кухне и, даже не замечая, что ест, азартно делилась с ним последними студийными новостями; потом, немного отдышавшись, садилась править сценарий или созванивалась с актерами, занятыми в очередном выпуске программы. Ложилась она далеко за полночь, когда Сережа чаще всего уже спал, отвернувшись к стене и по своей привычке накрывшись с головой одеялом.

Сначала Кира заметила, что он перестал бриться… то есть брился раз в два-три дня, не чаще, и, наверное, от этого выглядел осунувшимся и как-то враз постаревшим. Потом она догадалась, что он где-то прячет бутылку и в течение вечера несколько раз прикладывается к ней… а как-то, придя домой раньше обычного, застала его сидящим в кухне в обществе незнакомого ей человека неопределенного возраста. На столе, как в студенческом общежитии, были в беспорядке навалены нарезанная толстыми ломтями докторская колбаса, батон, соленые огурцы и стояла почти приконченная бутылка. Когда она вошла, незнакомец встал и церемонно поклонился:

— Иван Владимирович Киселев, — сказал он и стряхнул хлебные крошки с заросшего седой щетиной подбородка. — Бывший старший научный сотрудник бывшего Института цветных металлов… Вот — имел удовольствие познакомиться с вашим супругом в очереди за подсолнечным маслом.

Ночью Кира снова обнаружила Сережу на кухне: он сидел и прихлебывал из чайной чашки.

— Проснулся и не могу заснуть, — объяснил он. — Так что решил вскипятить чайку, — и улыбнулся.

Увидев его улыбку, она подошла к плите и незаметно дотронулась до чайника — он был холодный. Кира отодвинула стул и села напротив мужа; он продолжал прихлебывать и не смотрел на нее… и вдруг, тихонько вскрикнув, уронил голову на стол.

— Сереженька… — позвала Кира, и от звука ее голоса у него задергались, ходуном заходили плечи. — Сережа… Сереженька, — повторяла она и никак не могла придумать других слов, единственно необходимых и убедительных.

Когда институт прикрыли, она сказала мужу: «Мы что-нибудь придумаем! Не может того быть, чтоб не придумали…» Но оказалось, что может — еще как может быть. И Сережа стал ремонтировать квартиры, потому что на одну Кирину зарплату было не прожить. Предполагалось, что это сугубо временно — до первой представившейся возможности устроиться по специальности. А пока он белил, красил, клеил обои и с непривычки так уставал, что иногда ложился спать, даже не приняв душ. Когда Кира в первый раз появилась на экране в качестве ведущей, он как раз только что вернулся с работы и, не успев переодеться, прошел в комнату и сел рядом с ней перед телевизором. Кира выглядела сногсшибательно и на экране больше, чем обычно, напоминала мать… Вот кто оценил бы ее удачу по достоинству. Кира вспомнила материнские наставления: «Красоту недооценивают, а ведь это капитал! Помни — ты обязана воспользоваться своей наружностью полностью, до последней копейки». А Сережа, свесив грязные руки между колен, смотрел на экран и молчал; возможно, он просто слишком устал… или был пьян, потому что заказчики имели обыкновение поощрять работников водкой.

Когда-то на Руси были дворники и дворничихи, и Кира помнила их румяные на морозе лица и широкие плоские лопаты, которыми они сваливали в сугробы выпавший за ночь снег. Там, где заледенело, они работали железными ломами и скребками, а потом посыпали тротуары и проезжую часть шершавым желтым песком. Так было… только мало ли что еще было когда-то на Руси. Зима выпала лютая, люди ходили чуть не по колено в никогда не убираемых снегах: нужно было бдительно смотреть себе под ноги, сдерживая шаг, балансируя на колдобинах и обходя предательские ледяные катки. Вечерами по возможности старались вообще не выходить из дома, но у некоторых такой возможности не было…

Сережа ремонтировал большую, бывшую коммунальную, а теперь частную квартиру на Петроградской стороне, неподалеку от Бармалеева переулка, в котором раньше жила Вера. Хозяин торопил со сроками, и Сережа часто работал допоздна. В тот февральский вечер он вышел вместе со своим напарником около семи часов вечера, и они посидели немного в пивной неподалеку, а потом разошлись — каждый в свою сторону. Сережа спустился в метро и доехал до станции «Парк Победы», а там пересел в автобус.