Кира легла и с протяжным вздохом натянула до подбородка невесомое одеяло из пуха. Как давно она стала замечать за собой эти вздохи, больше похожие на стон? Вот точно так же вздыхала Маша, домработница матери: занималась чем-нибудь обыденным, например причесывалась, и вдруг издавала тяжкое «ы-хыхы-хыхы…»
— Вы чего? — пугалась Кира.
Маша смеялась.
— Вот погоди, — говорила, — придет время — сама захыхыкаешь.
Кира не верила.
— А почему же мать не хыхыкает? — спрашивала она. — Ведь вы ровесницы…
— Мать! — Маша вынимала изо рта длинную металлическую шпильку и вкалывала ее в жидкий пучок на макушке. — Твоя мать особа статья… а ты — не мать, так что захыхыкаешь, как миленькая.
Кира закрыла глаза и снова вздохнула… Спасибо Саньку за сегодняшний день и, вообще, за эту небывалую, как снег в мае, поездку. У него всегда все просто: позвонил и поинтересовался, не хочет ли она прокатиться на Рождество в страну Финляндию, в местечко под названием Гельсингфорс — как на концерт в Театр эстрады пригласил. Оказалось, их бригада собралась туда в концертное турне, вот он и предложил ей примазаться «за так». Ну что ж, такое даже ей под силу: сели в автобус, и через семь часов — вот она, Финляндия.
В автобусе всю дорогу проговорили, а теперь живут вместе у его друзей в небольшом двухэтажном коттедже, утопающем в снегах. Если не знать, никому и в голову не придет, что когда-то он был ее первым мужем, где-то там, в сгинувшем навеки прошлом. Как в той глупой песенке, которую она распевала в детстве: «Когда-то и где-то жил царь молодой…» Кира пошарила рукой по тумбочке, нащупала в темноте пачку с лежащей на ней зажигалкой, достала сигарету и закурила. Все-таки идиотская манера — курить, лежа в постели; сколько простынь и пододеяльников испорчено и выброшено к черту! Только не это пуховое чудо… Она потянулась и дернула за шнурок; слабо осветилась небольшая нарядная комната для гостей, в которой она спала вот уже третью и теперь последнюю ночь. Кира села в постели и поставила пепельницу себе на колени. Она курила, а за стеной уютно похрапывал Санек.
В те далекие времена он обладал пышной, буйно вьющейся шевелюрой, здоровым румянцем «во всю щеку» и глубокой детской ямочкой на подбородке; и хотя у него было благозвучное имя — Александр, все, и она в том числе, звали его просто Санек. Так на всю жизнь он и остался Саньком — до сегодняшнего дня, хотя давно облысел и разменял свой седьмой десяток. Будучи представителем исчезающего племени профессиональных конферансье, Санек пел на сцене шуточные куплеты, аккомпанируя себе на гитаре. В повседневной жизни, быть может по инерции, он тоже шутил и каламбурил, «как нанятый»; поэтому в компаниях его неизменно выбирали тамадой. Он провозглашал тосты и мастерски рассказывал анекдоты, причем сам смеялся над ними до слез, буквально обливался слезами, всхлипывая и вытирая мокрые глаза носовым платком. Кира и познакомилась с ним в одной такой компании: она тогда только что закончила Консерваторию по классу рояля и была принята на работу в ту самую концертную организацию, в которой работал Санек. Она пришла на вечеринку с одним своим бывшим сокурсником, а провожать ее пошел Санек. Весь вечер между ним и сокурсником шла жестокая дуэль, которую впоследствии Санек добродушно наименовал «дуэлью на подтяжках». Сокурсник презрительно улыбался его анекдотам, надменно иронизировал и доказывал Кире, что ее договор с концертной организацией равносилен самоубийству.
— Что такое эстрадный концертмейстер? — вопрошал он и сам себе отвечал: Не что иное, как тапер. Будешь аккомпанировать эстрадным певичкам, иногда без нот… у них это называется «из-под волос». Ну, может, чтобы заткнуть паузу, сбацаешь что-нибудь из Шопена… И так всю жизнь! Так что уж лучше сразу — иди и утопись! — дружески советовал сокурсник.
Кира, закинув голову, смеялась тоненьким мелодичным смехом, «заливалась колокольчиком», как говорил Санек. Она смеялась, а он не сводил с нее глаз и старательно подливал в бокал сокурсника… К концу вечера тот заснул в прихожей, сидя на полу и прижавшись щекой к чьей-то шубе, а они с Саньком вышли на пустынный Большой проспект Петроградской стороны и пешком дошли до Бармалеева переулка, в котором жила ее школьная подруга Вера. Там они втроем до утра пили в тесной кухоньке черный кофе с лимоном; Санек был в ударе, и смешливая Вера просто умирала со смеху, заткнув рот прихваткой для кастрюль, чтобы не разбудить своих спящих родителей. Когда рассвело, Санек проводил Киру на Васильевский остров, и на прощанье они поиграли в снежки в маленьком заснеженном сквере на Среднем проспекте, напротив ее дома. Когда, поднявшись к себе, Кира посмотрела в окно, Санек сидел на спинке занесенной снегом садовой скамейки и, задрав голову, смотрел вверх…
Через два месяца она уехала в свою первую гастрольную поездку в Прибалтику в составе небольшой группы актеров: популярной в то время эстрадной певицы, вокалиста из филармонического отдела, иллюзионного номера под названием «кафе-шантан», акробатки — «каучук», балетной пары и, конечно, конферансье-куплетиста. Нетрудно догадаться, что им «чисто случайно» оказался Санек. Из гастролей они вернулись любовниками, а через месяц неожиданно для всех Кира вышла за него замуж и переехала с Васильевского острова в его кооперативную двухкомнатную квартиру на Московском проспекте. Ее мать с самого начала считала их брак мезальянсом.
