Такая женщина - [4]

— Ездил и ездил — ну и что такого? — удивилась мать. — На то он мой зять… Санек бывает мил, никто и не спорит. Я говорю только, что ты — с твоей красотой — достойна самой блестящей партии, вот и все.

— А что это за такая блестящая партия? — поинтересовалась Кира. Например, кто? Секретарь Обкома?

— За кого ты меня принимаешь? — обиженно, в нос сказала мать. — Просто человек, достойный тебя… например… — последовала небольшая пауза, например, Вадим!

Это было вполне в духе матери, как и ее всегдашнее: «Ты, с твоей красотой» или, смотря по обстоятельствам: «Я, с моей красотой…» «Я, с моей красотой, не могла согласиться…», или потерпеть, или смириться; словом, «ее красота» всегда являлась фактором, исключающим самую мысль о каких-либо уступках с ее стороны. Впрочем, красота и в самом деле была нешуточная… У них на Васильевском, сколько Кира себя помнила, висела большая фотография матери: вполоборота повернув голову с тяжелым узлом волос на затылке, через обнаженное плечо она глядела в объектив и разительно напоминала знаменитую в двадцатые годы итальянскую красавицу Лину Кавальери. Если бы не темные глаза и волосы, портрет вполне можно было бы принять за Кирин.

Через неделю после дня рождения Санька Кира столкнулась с Вадимом за кулисами на концерте в Доме ученых. Концерт был филармонический, вокальный жанр в нем представляла молодая певица из Малого оперного театра, и было непонятно, зачем он приехал. Кира выходила на сцену, снова возвращалась за кулисы, а он стоял, болтал со знакомыми актерами и не уходил… После концерта, толкнув тяжелые двери старинного особняка, она вышла на вечернюю набережную и сразу увидела его: он стоял около своей «Волги» и ждал. Шел дождь, и все вокруг было мокрым: тротуар, мостовая, его машина, гранитный парапет, Нева; волосы у Вадима тоже совсем вымокли, пока он ждал ее, и прилипли ко лбу.

— Я подумал — дождь, а я все равно еду в вашу сторону: мы же соседи, сказал он и распахнул перед ней дверцу машины: — Садитесь, садитесь, а то промокнете.

Кира, нагнув голову, нырнула в уютный полумрак салона, и они поехали.

— Не возражаете, если я закурю? — спросил Вадим, и потом: — Хотите музыку?

Огонек сигареты высвечивал его породистый нос и крупные лепные губы, приятно запахло фирменным табаком.

— Вы закончили Консерваторию? — спросил Вадим.

— Да.

— Если не секрет, как вы оказались на эстраде?

Кира привыкла к этому вопросу и обычно отделывалась шуткой. А тут вдруг взяла и сказала как есть:

— Чтобы концертировать, нужно работать сорок восемь часов в сутки — это общеизвестно. То есть положить на музыкальную карьеру всю жизнь. А я не хочу расплачиваться своей жизнью — даже за музыку. Вот и все.

Вадим докурил сигарету и, приоткрыв окно, выбросил окурок на улицу.

— Ну, всегда приходится расплачиваться, — сказал он.

— А я не хочу, — повторила Кира и поинтересовалась: — А что вас привело на эстраду, если не секрет?

— Да почти то же самое, — они стояли у светофора, и он повернул голову и смотрел на нее, — то есть абсолютно то же самое!

— Расскажите, — попросила Кира.

Загорелся зеленый свет, и, рассказывая, Вадим смотрел вперед, повернув к ней красивый четкий профиль:

— По профессии я кораблестроитель. Закончил институт, проработал по инерции несколько лет, а потом догадался, что не хочу строить корабли, вообще ничего не хочу строить — только жить, а значит, иметь досуг. Я писал стихи, друзьям нравилось, потом появилась мысль использовать их как песенный текст… остальное вы знаете.

Она молча кивнула; выходило, что они оба больше всего ценили свой досуг и не хотели расплачиваться. «Волга» уже вывернула на Московский, до ее дома оставалось каких-нибудь десять минут… Вадим помог ей выйти из машины, почтительно поцеловал руку, передал привет Саньку, развернулся и уехал, посигналив на прощанье.

Был разгар первомайской кампании, и через три дня во Дворце культуры имени Первой пятилетки состоялся праздничный концерт, в котором Кира была занята только в первом отделении, так как второе целиком работал гастролер со своим инструментальным ансамблем. Вадим приехал к началу, но, едва поздоровавшись с ней, прошел в гримерную гастролера. За кулисами царила обычная пестрая толчея; конферансье выстраивал концерт, причем актеры, как всегда в праздники, спешили и не хотели ждать.

— Если концерт строить по возрастающей, а его необходимо строить по этому принципу, — убеждал конферансье пожилой жонглер, — то начинать надо, безусловно, с меня.

Конферансье смеялся, актеры ругались и оттесняли жонглера в сторону. Кира из приличия просматривала ноты, которые принесла с собой певица, хотя знала ее репертуар наизусть: две песни и еще одна на «бис» — «коронка», всегда одно и то же. В стороне разогревалась балетная пара. Вернее, всерьез разогревалась только она, а он, под дружный хохот окружающих, задирал ногу, обтянутую тонким трико, подносил к ней зажженную спичку, потом опускал и с серьезным видом принимался за другую. Самое смешное, что танцевал он все равно лучше своей партнерши. Наконец занавес распахнулся, обнажив дышащий, покашливающий, изготовившийся зал, и концерт покатился… Конферансье нервничал, что пародист, который сейчас работал во Дворце культуры работников связи, не успеет вовремя и ему некем будет закончить первое отделение, администратор путался под ногами и всем мешал, пожилой жонглер уже закончил свое выступление и складывал реквизит. Он опять пару раз не поймал и, беззлобно отбиваясь от актеров, шутил: