Такая женщина - [15]

— Что слышно? — спросила она. — Что у тебя новенького?

— Но-о-венького? — протянула Натка. — Из новенького — только новый сожитель… все остальное старенькое. — Она ойкнула и засмеялась: — Это он протестует против слова «сожитель»… А ты как предпочитаешь? — спросила она кого-то и снова захохотала. — Он предпочитает нецензурно, мамочка! Ну ладно, пока, разреши откланяться, мне сейчас недосуг: надо строить новую жизнь. — И дочь повесила трубку.

Заныло сердце, Кира приняла таблетку и запретила себе об этом думать: думай не думай, уже ничего не изменишь. Как это ни странно, смерть Сережи разъединила их с Наткой еще больше…

Сильнее всего она чувствовала Сережино присутствие здесь, дома: все вокруг было сделано его руками. Над роялем висели фотографии отца, матери и маленькой Натки; одинаковые рамочки из светлого дерева смастерил Сережа. И эта старинная настольная лампа матери с манерным хороводом пастухов и пастушек на пьедестале отреставрирована им. Им отциклеван и покрыт лаком пол в квартире, и этот столик под зеркалом в прихожей тоже его детище… Кира мимоходом погладила его прохладную поверхность, вошла в ванную и включила свет. Ничто не засияло, не засверкало и не отразилось… это тебе не Финляндия: просто клетушка с водогреем и трубами вдоль стены. Но уютно, и везде Сережа, его руки. Неужели когда-нибудь придется сделать ремонт: переклеить, перекрасить, перевесить…Теперь Кира ни за какие блага не рассталась бы с этой тесной, не повернуться, квартиркой, а тогда, вскоре после их встречи с Сережей, как раз из-за нее крупно поссорилась с Наткой. Натка после работы в таллиннском варьете моталась по всей стране и почти не жила в просторной барской бабкиной квартире на Васильевском, в которой была прописана. Поэтому Кира предложила ей семейный обмен. «Зачем тебе эти хоромы? — убеждала она дочь. — Все равно стоят под замком. А нам негде повернуться…» Но Натка уперлась, и ее неожиданно поддержал Сережа.

— Наверное, я не имею права вмешиваться, — сказал он, когда они остались одни. — Это твоя дочь, но именно поэтому я бы все оставил как есть: она там выросла, это в некотором смысле ее родина. И потом, она может выйти замуж… нам и здесь отлично: шутка сказать — двухкомнатная квартира на двоих!

— Курятник! — возразила Кира, но вопрос о семейном обмене был закрыт.

В эту ночь Кира не стала экспериментировать и приняла снотворное. Она легла и, перед тем как погасить свет, привычно взглянула на фотографию на стене напротив: Сережа с маленьким Муськой на плече смотрел на нее внимательно и чуть печально; Муська, как всегда, широко улыбался. Заснула Кира с привычной, но напрасной надеждой этой ночью увидеть Сережу во сне. Напрасной потому, что в последний раз он приснился ей год тому назад и с тех пор больше не снился…

Через десять дней после третьей годовщины его гибели Кире приснился сон. Они шли с Сережей по полутемному магазину: свет еле пробивался сквозь маленькие окна под самым потолком. Что-то они покупали, какую-то жалкую снедь, и ее раздражало, что она не может купить своей любимой копченой колбасы: не хватало денег. Она на ходу все пересчитывала деньги в кошельке и не заметила, как он отстал; потом уронила мелочь на пол, опустилась на корточки и рассердилась, что он не помогает ей собирать монеты. Тогда она оглянулась и увидела его спину — Сережа медленно шел к выходу. Она громко позвала его, но он, не оглядываясь, потянул на себя дверь и вышел. Тогда она рванулась за ним, бежала по бетонному полу и на весь магазин гулко цокала высокими каблуками, и так же гулко цокало в груди ее сердце. Добежала, толчком открыла дверь и увидела — уходящее вдаль голое снежное поле, и за ним пустоту, абсолютную пустоту, вакуум.

Они встретились на дне рождения Веры: Сережа был ее сослуживцем, одним из немногих избранных, с которыми общалась разборчивая Вера. За столом он оказался напротив, и Кира несколько раз встречала его внимательный долгий взгляд, который ничем не напоминал тех вопрошающих и призывных, к которым она привыкла. Просто это была его манера: он смотрел на нее, и в его серых глазах, казавшихся темными по контрасту с абсолютно седыми волосами, таилась печаль, как будто он увидел что-то такое, от чего ему сделалось грустно… Он вообще не производил впечатления веселого человека: когда все помирали со смеху, Сережа просто улыбался. Он сидел, слушал и смотрел на говорящего своим замедленным взглядом; и, даже не глядя на него, Кира весь вечер остро чувствовала его присутствие.

Когда гости разошлись, Кира немного задержалась, чтобы помочь Вере убрать со стола, а потом поехала домой в Купчино. Вот и все… Но несколько дней после этого она ходила с таким ощущением, как будто должна сделать что-то неотложное, пока не поняла, что просто хочет снова увидеть Сережу.

Тогда она позвонила Вере и без обиняков приступила к делу.

— Послушай, — сказала она. — Этот седой Сережа, ну, помнишь, на твоем дне рождения… почему он был один? Он что — не женат?

— Разведен… а тебе-то что?

— Просто я не люблю иметь дело с женатыми…

— Ты что — положила глаз?

— Сама не знаю, — призналась Кира. — А он тебя не спрашивал обо мне?