Светильник, зажженный в полночь, и другие пьесы - [35]

ЭД. Я раздобуду денег.

ДЖО. Где?

ЭД. У ребят из союза.

ДЖО. У ребят из союза! Ты хочешь, чтобы их детишки сидели без молока, а они скинулись бы на адвоката для старины Джо Хилла? Благодарю покорно. Я сам влез в это дело, и сам из него выпутаюсь.

ЭД. Причина, по которой ты угодил в тюрьму, личная. Но то, что тебя здесь держат, уже не только твое личное дело. То, что происходит с тобой, — дело всей нашей организации.

ДЖО. Я не допущу, чтобы профсоюз выступал в мою защиту, если я впутался в неприглядную историю, да еще с пальбой в придачу. И это мое последнее слово.

ЭД (мягко, почти ласково). Джо, ты нужен нам. Нам нужны твои песни.

ДЖО. Валяйте, пойте мои песни. Прекрасно. Я могу писать их здесь и просовывать через решетку. Вот одна, наполовину готовая.

ЭД (нетерпеливо отталкивая листок). Джо, ты наш вожак. Подтверди это на деле. Веди себя, как подобает вожаку!

^{Том берет листок с песней и читает ее на протяжении последующей сцены.}

ДЖО. Эд, прекрати!

ЭД (сердито передразнивая Джо). «Эд, прекрати!» Нет, не прекращу. Именно это я и хочу тона втолковать. Ты несешь ответственность за свой талант. Если ты уклонишься от нее, тебя вышибут из наших рядов.

ДЖО. Не вышибут. Закон в нашей стране гласит: человек невиновен, пока не доказана его вина. Они не могут доказать, что я виновен. Что бы они ни пытались сделать, я буду освобожден.

ЭД. Прямо так.

ДЖО. Да, прямо так. Мартин Хендерсон, сын бакалейщика и единственный очевидец, сказал, что я — не тот человек, который убил его отца. Тебе это известно так же хорошо, как и мне.

ЭД. Давай разберемся в этом. Мартину Хендерсону тринадцать лет, и на его свидетельские показания можно спокойно положиться. Так?

ДЖО. Так.

ЭД. Тебя выставили для опознания, и Мартин Хендерсон, единственный очевидец, посмотрел на тебя и сказал… Что он сказал? Повтори мне точно его слова.

ДЖО. Он сказал: «Нет. Это не тот человек, который убил моего отца. Человек, убивший моего отца, был ниже и шире в плечах».

ЭД. Неплохие показания в твою пользу, не так ли? А теперь ответь на мой вопрос: почему после таких показаний тебя сразу же не освободили?.. А ну-ка, Джо, подумай как следует.

ТОМ. У нас так мало времени, а вы тут рассуждаете.

ЭД (Тому). Я буду рассуждать столько, сколько считаю нужным, с твоего позволения. (Джо). И потом, Джо, на предварительном следствии Мартин Хендерсон опять сказал: «Человек, который убил моего отца, был ниже и шире в плечах». Тогда-то уж точно они должны были снять обвинение и отпустить тебя на волю. Почему же ты здесь? Тебе не приходило в голову, что речь, возможно, идет о подтасовке улик?

ДЖО (скромно, почти наивно). Конечно, приходило. Но с чего бы им кидаться на меня? Почему не на тебя? Или на Тома? Почему на меня?

ЭД. Почему на тебя? Тебя это интересует? Хорошо, и отвечу. На прошлой неделе кое-кто из наших в профсоюзной столовой готов уже был сдаться и приползти к Моуди на коленях. И принять то, что он соизволит дать. Нечеловеческие условия труда, нечеловеческую зарплату. И вот тут женщины, чистившие картошку, начали петь. Твою песню. И потом они…

ДЖО. Какую песню?

ЭД (нетерпеливо). Не все ли равно, какую? Потом они спели другую, потом — третью. Почти все твои песни. Мужчины стали подпевать. И неожиданно раздался смех, и засверкали глаза. Мы решили продержаться еще несколько дней — подливать побольше воды в похлебку. Три дня спустя надзиратель шахт медного короля обратился к нам: «Приходите для переговоров». Что нас сплотило? Твои песни. Моуди и такие, как он, чувствуют грозную силу забастовщиков, объединенных пением и смехом. Они ненавидят эту силу. Боятся ее. Им хочется задушить ее, уничтожить. Вот почему они кинулись на тебя. Вот почему ты в тюрьме, и они сделают все, чтобы живым ты отсюда не вышел… Я ответил на твой вопрос. Теперь ты ответь на мой. Что, по-твоему, будет делать суд — докапываться до истины? Хотя уже совершенно ясно, что тут подтасовка улик, против тебя состряпано ложное обвинение в убийстве. У них сотня способов разделаться с тобой, прикрываясь буквой закона. Поэтому профсоюз хочет, чтобы ты предстал перед судом под защитой первоклассного адвоката.

ДЖО. Хорошо. Допустим, мне нужен адвокат. Но я не допущу, чтобы его нанимали за счет профсоюзного фонда. Это чертовски дорого.

ЭД. Дорого? А разве мы можем купить другого Джо Хилла?

ДЖО. Брось, Эд! Ты что, хочешь довести профсоюз до ручки? Тратить деньги на мою защиту, а не на укрепление союза?

ЭД. Джо, защита и есть укрепление союза.

ДЖО. Ближе к делу.

ЭД. Куда уж ближе? Я говорю с тобой о профсоюзных делах. На каждом митинге в твою защиту, скажем, пятьдесят процентов участников будут члены профсоюза, а остальные — не члены. Но они придут в наш зал, и вот тут мы вовлечем их в организации. Прямо в нашем профсоюзном зале. Джо, защита сплотит нас.

ДЖО. А ты что скажешь, Том?

ТОМ (сам того не замечая, комкает листок с песней Джо и скатывает его в шарик). Я согласен с Эдом насчет адвоката. Но я согласен и с тобой на все сто процентов, что это не профсоюзное дело. У Эда прекрасный лозунг: «Защита укрепит союз», но на практике это только опорочит профсоюз — именно так, как ты говоришь, Джо.