Страна коров - [124]

Шрифт
Интервал

Я медленно оглядел стол, стараясь встретиться с кем-нибудь глазами. Но никто мне этого одолжения не сделал.

– Ну же, ничего страшного, – попробовал улестить их я. – Не забывайте: все, что вы сегодня скажете, останется конфиденциальным.

Никто по-прежнему не открывал рта.

– Прошу вас? – упрашивал я.

Ничего.

– Вы не хотите говорить даже ради нашего кампуса?

Опять ни звука.

– Ради нашей общины?

Ничего.

– Ради студентов? Эй, все, что мы делаем, – в конечном итоге ради успеваемости наших студентов, верно же!

Снова никакого ответа.

– Что ж, возможно, у вас пока и нет никаких решений. Быть может, все это на данной стадии невыполнимо. Но неужели мы не можем хотя бы поговорить о самой проблеме? По меньшей мере обсудить – открыто и откровенно – истоки нашего великого культурного раскола? Хотя бы назвать проблему по имени, если не причину ее?

И вновь ничего.

– Умоляю?! – взмолился я.

Однако опять никакого ответа.

В безмолвной комнате по-прежнему раздавалось лишь гудение кондиционера. В этом гуле молчания я беспомощно ждал ответа, который не желал поступать.

Наконец бессловесную тишину прервал Уилл Смиткоут.

– А надо было вам сделать вот как, – произнес он, не вынимая изо рта сигару. – Попросить начать обсуждения человека за дальним концом стола. Тут-то мяч бы и запрыгал!

– Негроида?

– Абсолютно! Нужно было попросить его поделиться своим опытом жизни в Коровьем Мыке. Он не связан ни с одной группой. Но, несмотря на свою замкнутость, располагает богатейшим опытом и собственным взглядом на вещи, которым мог бы поделиться. Ему есть что убедительного рассказать, между прочим, лишь бы кто-нибудь озаботился послушать. Если б вы просто дали ему возможность высказаться.

И потому, отчаянно стараясь завязать дискуссию, а также все больше выматываясь от недосыпа, именно так я и поступил.

– Как насчет вас, профессор? – спросил я и указал дрожащей дирижерской палочкой на человека за дальним концом стола прямо напротив себя. – Вы не хотели бы стать первым, кто ответит на вопрос, который я только что поставил?

– Я?

– Да. Не согласитесь ли вы пролить немного света на нынешний культурный климат в кампусе? Рассказать, каково в нем вам? И как вам удается прокладывать курс в прискорбном состоянии дел среди нашего расколотого преподавательского состава?

Человек посмотрел вдоль длинного стола на нас с Бесси. С опаской перевел взгляд налево от себя – на местных, занимавших свою сторону стола, затем – направо, туда, где сидели неофиты.

– Вам бы хотелось, чтобы я поделился своим опытом жизни в Коровьем Мыке?

– Если можно.

– Вы имеете в виду – как единственного штатного негроида колледжа?

– Да. Потому что, как мне говорили, вашу точку зрения стоит выслушать. И у вас совершенно точно имеется уникальная система координат – вы, как и сейчас, располагаетесь между двумя группами слева и справа от себя. Так, может, вы сумеете помочь нам начать эту трудную дискуссию? Прошу вас?

– Тут все непросто. Но ладно. Это попробовать я могу. То есть я, разумеется, ценю предоставленную мне возможность самовыразиться – по прошествии такого длительного времени. Не каждый день мне позволяют выйти на такую трибуну. Поэтому, наверное, мне следует сказать несколько слов на эту тему…

Человек умолк, собираясь с мыслями. После чего принялся отвечать на мой вопрос о своем опыте жизни в Коровьем Мыке и о том, как нам можно улучшить культурный климат в нашем общинном колледже на грани краха.

* * *

– Видите ли, – произнес он, – в Коровий Мык я приехал не вполне по собственной воле: на самом деле обстоятельства сговорились привести меня сюда. Я имею в виду, что каковы шансы такого человека, как я, с таким образованием, как у меня, попасть так далеко от родного дома в такую глушь, как Разъезд Коровий Мык? Из всех мест на всем белом свете, где я бы мог оказаться? Из всех туристических направлений в мире? Коровий Мык! Шутите вы, что ли?! Нет, сам себе я бы его определенно не выбрал. По всей правде, мое путешествие сюда было произвольно и опасно – от моей родины в штате Вашингтон через все реки и долины нашей огромной страны к пересохшей бесплодности Разъезда Коровий Мык. Поездка была тряской, поверьте мне, сперва – в глубине крытого фургона, затем в скученности товарного вагона и, наконец, в смердящем автобусе, что доставил меня через пустые поля мимо разлагающихся туш бизонов, мимо заброшенных городков-призраков вдоль горнодобывающих разломов старых прерий. По пути я видел, как пятилетняя девочка миновала одну среднюю школу за другой, видел окторона[41] в наручниках, женщину с зонтиком, что под дождем брела домой с работы. Нет, ничего в моем странствии от места моего происхожденья до святых земель Коровьего Мыка – от устной истории и рассказов рабов до моей магистерской диссертации по афроамериканским исследованиям – не далось легко. Но я стал одним из немногих, кто выжил, чтобы обо всем рассказать, – из пятидесяти процентов от пятидесяти процентов, как могли бы назвать меня вы; вернее все ж – один процент от одного процента! – и в конце столь долгого и опасного путешествия по нашей коварной системе общественного образования – и после получения докторской степени в аккредитованном исследовательском институте – я прибыл на временную автобусную остановку на краю городка.


Рекомендуем почитать
На бегу

Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.


Катастрофа. Спектакль

Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.