Степные рубежи России - [99]
Чингизиды почти автоматически попадали в высшие слои московского дворянства, но социальный лифт был открыт и для менее значимых дворян из не-Чингизидов. Один из самых ярких примеров – впечатляющая карьера Мухаммеда Тевкелева. В 1720‐е годы татарский мирза Кутлу-Мухаммед Таваккуль, мусульманин, стал переводчиком Коллегии иностранных дел. В 1733 году правительство доверило Тевкелеву миссию к казахам Младшего жуза с целью убедить их войти в русское подданство. В 1734 году Тевкелев вернулся в Петербург, привезя с собой клятву верности, подписанную казахским ханом Абулхаиром, и план развития казахской степи. По всей видимости, правительство сочло его миссию успешной, и Тевкелев получил в награду чин полковника и святое крещение. К концу 1740‐х годов полковник Алексей Иванович Тевкелев стал генерал-майором и на протяжении 1750‐х годов был одним из управителей Оренбурга. Его сын Осип Тевкелев в 1750‐е годы служил капитаном русской армии. Конечно, платой за блистательное восхождение Тевкелева по военно-бюрократической лестнице стало его крещение. Показательно, что казахи, по всей видимости, не подозревали о его обращении в христианство и продолжали называть Тевкелева «генерал да мурза» или «превосходительный мурза»[580].
Не вызывает сомнений желание правительства продемонстрировать на примере Тевкелева, на какие выгоды и преимущества могут рассчитывать иноверцы, если будут верно служить престолу. Впрочем, какой бы великолепной ни была карьера Тевкелева, в России существовал предел тому, чего мог добиться христианин в первом поколении. Хотя именно Тевкелев был главным инициатором российской стратегии в регионе, хотя он фактически был губернатором Оренбурга в 1740–1750‐е годы, его так и не назначили губернатором официально. Его современники Иван Неплюев и Петр Рычков, оренбургские губернаторы, в значительной степени действовавшие, следуя его советам и стратегии, гораздо больше прославились в России, чем малоизвестный, хотя и незаменимый новый христианин Алексей Тевкелев.
Миграция и ассимиляция были не единственными способами сотрудничества с Москвой. Некоторые аристократы предпочитали опираться на покровительство и помощь Москвы, чтобы увеличить свое влияние и добиться своих целей на местном уровне. В разное время кабардинские правители, ногайские бии, калмыцкие тайши и казахские ханы подавали Москве прошения (чаще всего по подсказке из Петербурга) о постройке вблизи их владений крепостей с русскими гарнизонами, которые могли бы защищать их. Именно так возникли Терский городок на Северном Кавказе, Оренбург в казахской степи и целый ряд других русских крепостей и городов[581].
Некоторые представители знати предпочли переехать в новопостроенные крепости или в другие города в российских пределах. Правительство по-прежнему проявляло глубокий интерес к таким перебежчикам и всячески поощряло их к переселению и смене религии. Приведем типичный пример. В 1762 году знатный кабардинец, прежде известный как Коргока Канчокин, а теперь принявший православие и ставший Андреем Ивановым, обратился с просьбой разрешить ему переселиться на новое место в пределах Российской империи. В знак поощрения Сенат даровал ему чин подполковника и новый титул и имя – князь Черкасский-Канчокин. Кроме того, Сенат предложил ему несколько вариантов на выбор. Если он со своими людьми переселится в пределы Российской империи, то получит годовое содержание в 500 рублей. Если он не убедит своих людей принять православие и присоединиться к нему, то сможет переехать в пограничный русский город Кизляр и получить годовой оклад в 300 рублей. Наконец, он может остаться в Кабарде и получать 150 рублей в год, но будет обязан трижды в год приезжать в Кизляр для получения денег и проверки на христианство. Сенат выразил надежду, что князь и его люди примут крещение и переселятся в Россию[582]. Об отношении России к своим новым знатным подданным немало говорит тот факт, что годовое содержание местных правителей и дворян осталось примерно на уровне 500 рублей в течение долгого периода – не менее трех столетий, – который мы здесь рассмотрели, невзирая на инфляцию и иные факторы[583].
Если продолжавшийся отъезд дворян вносил свой вклад в междоусобицы местной элиты, то бегство простых людей нанесло местным обществам еще больший ущерб. К XVII веку к знатным беглецам присоединилось великое множество других: мелкие дворяне и именитые люди, бежавшие от правосудия или искавшие более выгодных условий военной службы; неимущие кочевники – ногайцы, калмыки и казахи, – искавшие работу вблизи русских городов; ногайцы, бежавшие из калмыцкого плена; пленные персы и джунгары, спасавшиеся из рабства у казахов; крестьяне Северного Кавказа, измученные тяжелыми условиями труда; и, наконец, грузинские и армянские рабы, искавшие свободы среди братьев-христиан.
