Степные рубежи России - [101]
Положение на Северном Кавказе во второй половине XVIII века особенно отчетливо иллюстрирует природу российской пограничной политики и ее последствия, как запланированные, так и непредусмотренные. Как и в других регионах, власти игнорировали многочисленные жалобы кабардинских и других местных правителей, требовавших вернуть их беглецов. Но в середине XVIII века, после строительства Моздока, новой крепости, находившейся поблизости от нескольких кабардинских деревень, проблема беглецов стала куда более масштабной. Отчаявшиеся кабардинские аристократы уверяли, что уже не могут контролировать своих людей, которые угрожают, что убегут в Моздок, Кизляр или Астрахань и там примут православие. Другие жаловались, что слишком многие уже ушли от них и людей для работы осталось недостаточно. Эти жалобы не были преувеличенными, как можно понять по отчетам кабардинцев, работавших на Россию, а также русских офицеров, находившихся в регионе[593].
Доклад, составленный капитаном М. Гастотти для Коллегии иностранных дел в 1770 году, исключительно подробный и подготовленный с огромным знанием дела, сообщал, что кабардинцы действительно немало пострадали из‐за потери своих людей. Доклад объяснял, что кабардинцы обычно покупают пленников по 100 рублей, поэтому потеря тысячи таких пленников означает огромный убыток. Гастотти предложил возвращать беглецов-мусульман их хозяевам и высказал предположение, что кабардинских вельмож удастся умиротворить, если власти предложат им компенсацию в 60–70 рублей за каждого мусульманина, который пожелает принять крещение, и в 50–60 рублей за каждого беглеца-христианина[594].
Другой, более весомый аргумент в пользу возвращения кавказских беглецов их хозяевам выдвинул в секретном докладе комендант Кизляра Н. А. Потапов. В 1768 году, накануне войны с Османской империей, он сообщил, что Кизлярская и Моздокская крепости, а также казачьи города вдоль границы слабо укреплены и недостаточно укомплектованы войсками. Если различным местным народам придут на помощь крымские татары, их набеги могут нанести существенный урон. Он советовал не принимать беглых крестьян мусульманского вероисповедания и тем самым добиться лояльности кабардинских вельмож, а также их помощи в защите российских границ[595].
Положение местной знати временно улучшилось после 1771 года, когда Екатерина II лично написала кабардинскому народу, пытаясь, как всегда, найти компромисс между своими взглядами, основанными на книгах западных философов, и кардинально от них отличавшимися реалиями Российской империи. Благородно заявив, что во всем мире не найти такого закона, который велел бы отвергать ищущих христианской веры, она вместе с тем согласилась возвращать кабардинских крестьян хозяевам, заявив, что «рабы же кабардинския, как принадлежат господам своим без всякаго изъятия, состовляя их доход своею работою и податью, по состоянию же своему и способов не имеют к познанию християнскаго закона»[596].
Российская политика предоставления убежища беглецам невольно способствовала углублению розни между кабардинской знатью и простыми людьми. Впоследствии использование этой розни стало важнейшим элементом российской политики на Северном Кавказе. Провоцируя социальный конфликт в местном обществе, правительство стремилось ослабить знать и увеличить собственное влияние. К примеру, одной из задач российского военного представителя, жившего среди кабардинцев, было стремление к тому, «дабы обитающий великую Кабарду народ сохранил учиненную им в прошедшем году присягу в верности». Когда в 1767 году более 10 тысяч кабардинских крестьян восстали против дворян и пригрозили уйти от них, к ним был отправлен русский майор, чтобы убедить повстанцев покинуть своих хозяев и поселиться на российской территории[597].
Но были и моменты, когда непосредственные военные и стратегические соображения вынуждали правительство делать выбор в пользу политики невмешательства. Например, в 1778 году Коллегия иностранных дел сочла непрактичным и отвергла предложение астраханского губернатора защитить простой кабардинский народ от злоупотреблений знати, забрать его и поселить вдоль Сибирской укрепленной линии. Коллегия сообщила губернатору, что в интересы России не входит рассматривать природу отношений между простым народом и знатью, что это нарушит кабардинское право собственности и укрепит подозрения Крыма и Османской империи. Инструкция гласила: «Могут и подвластные кабардинския люди произвесть бунт, владельцов своих перебить и сами врознь разойтись. Пускай все сие и случится, тут ничего не потеряется, но еще будет выигрыш, когда владельцов кабардинских убудет, или же у них подвластных действо будет собственной их судьбы, но нареканию и неудовольствию относимому к здешней стороне не будет места никакого»
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.