Степные рубежи России - [98]
В XV–XVI веках, когда произошло крушение Золотой Орды и совпавшее с ним возвышение Москвы, множество знатных нехристиан покинули свои улусы и перебрались к московскому двору, ища защиты, службы и привилегий. В третьей главе мы уже привели немало примеров подобных «аристократических диаспор» и рассмотрели стратегию Москвы по отыскиванию их и привлечению на московскую службу[568]. В их числе были степные беглецы, находившие в Москве временное убежище от своих соперников. Узнав об отчаянном положении того или иного беглого знатного татарина («В чужом юрте стоишь, и сам вси истомен, и конь твой потен»), великий князь посылал своего представителя и предлагал приютить как самого знатного татарина, так и его свиту. Нередко такие предложения принимались: беглецы рассчитывали с помощью Москвы вернуть свои потерянные улусы[569].
Другой возможный контингент для перехода на московскую службу составляли недовольные крымские и ногайские аристократы, с которыми вели тайные сношения московские послы, приезжавшие к крымскому хану или ногайскому бию с официальными дипломатическими миссиями. Послы обещали щедрое вознаграждение за службу, а также возможность покинуть московские владения в любой момент. Многие дворяне-иноверцы, искушенные щедрыми наградами или желавшие защиты от своих соперников в Степи, принимали решение поступить на службу к великому князю[570].
Один из первых и самых ярких случаев, когда Москва показала свою способность привлекать подобных беглецов к себе на службу, произошел в середине XV века, когда в Москву приехали Якуб и Касим, два царевича из правящей казанской династии. В 1452 году Касим за свою верность получил город Городец (также известный как Мещера), находившийся вплотную к Казанскому ханству[571]. Благодаря этому решительному шагу Москва обрела политический рычаг влияния на Казань: теперь в ее пределах находился легитимный претендент на казанский престол. Другие недовольные царевичи смогли оценить уверенность Москвы в себе и ее способность играть на соперничестве Чингизидов. Касим и его потомки оправдали ожидания Москвы, и город, переименованный в Касимов, оставался во владении ханов Касимовских на протяжении более чем двух столетий.
Благодаря междоусобицам среди соседних народов поток знатных эмигрантов не ослабевал, и Москва быстро стала прибежищем недовольной аристократии. Крымские и казанские ханы, ногайские бии и калмыцкие тайши нередко избавлялись от своих соперников, отправляя их в Москву, чтобы держать претендентов на престол на безопасном расстоянии. Москва с готовностью шла навстречу и дарила изгнанникам города и деревни, чтобы у них были средства к существованию. Хотя великие князья часто напоминали соседним правителям о том, насколько дорого казне обходится содержание подобных беженцев, Москва никогда не отказывалась их принять. Знатные изгнанники обычно приезжали вместе со свитой, порой насчитывавшей несколько сот всадников, что по тем временам могло сойти за небольшую армию и было ценным дополнением к московским вооруженным силам[572].
Подобные изгнанники, будучи законными наследниками ханов, биев и тайши, имели огромное преимущество в качестве неофициальных заложников, а также могли использоваться для шантажа и даже свержения соседних правителей. Несколько раз, когда Крым или ногайцы желали возвращения своих изгнанников, Москва упрямо отказывалась пойти им навстречу. Особенно остро в переписке Москвы и Крыма встал вопрос о судьбе Абдуллатифа, сына крымского хана. Крым непрестанно просил вернуть Абдуллатифа, а Москва либо отказывала, либо тянула время, пока он не умер при подозрительных обстоятельствах. Позже, в XVII–XVIII веках, калмыцкие и казахские ханы продолжили традицию избавляться от своих соперников, передавая их российским властям. Теперь Россия, куда более уверенная в себе, чем прежде, уже могла не использовать этих изгнанников в своей пограничной политике; получив годовое содержание и земельные владения, они должны были обратиться в православие и записаться в регулярное российское войско[573].
На возросшее политическое значение Москвы указывало увеличивающееся число просьб от крымских и ногайских аристократов («дай мне Рязанский юрт и сделай ханом в Мещере», «дай мне Казань или Касимов»), желавших получить руководящий пост и править в Казани, Касимове, Рязани, Кашире или ином городе[574]. После московского завоевания Казани и Астрахани в 1550‐е годы обращение в христианство стало наилучшим способом добиться у Москвы щедрых выплат и привилегий, и многие Чингизиды из Астрахани, Казани, Сибири и Касимова были вынуждены принять крещение[575].
Князья-Чингизиды от Сибири до Крыма, татарская нечингизидская знать из Казанской земли, кабардинские дворяне с Кавказа, знатные ногайцы и калмыки из Приволжской степи – все они в разное время и по разным причинам выбрали православие. Окрестившись, дворяне-иноверцы получали русский дворянский титул, а за свою военную службу щедрые денежные выплаты и землю
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.