Сперонара - [177]

Император был подозрительным, как и все греки, поэтому, держась на расстоянии от монаха, он спросил:

— Святой отец, что вам от меня нужно?

— Благороднейший император, — ответил монах, — прошу вас во имя Господа Бога позволить мне пойти вместе с вами в какое-нибудь укромное место, где никто не услышит того, что я собираюсь вам сказать.

— Что же такого особенного вы хотите мне сказать?

— Я хочу поговорить с вами об одном деле, важнее которого для вас нет ничего на свете.

— Прежде всего, кто вы такой? — спросил император.

— Я — Джованни, синьор острова Прочида, — ответил монах.

— Пойдемте же и следуйте за мной, — сказал император.

Они тут же поднялись на самую высокую башню дворца и оказались на плоской крыше.

— Синьор Джованни да Прочида, — промолвил император, обводя рукой пустое пространство, окружавшее их со всех сторон, — здесь нас может слышать только Бог, так что говорите совершенно спокойно.

— Благороднейший император, — произнес Джованни, — разве ты не знаешь, что король Карл поклялся на распятии отнять у тебя корону, а также убить тебя и твоих близких, как он убил благородного короля Манфреда и славного синьора Конрадина? Стало быть, не пройдет и года, как он отправится завоевывать твое королевство, взяв с собой сто двадцать вооруженных галер, тридцать больших кораблей, сорок графов, десять тысяч рыцарей и множество крестоносцев-христиан.

— Увы! — вздохнул император. — Мессир Джованни, что поделаешь? Да, я это знаю и потому живу, потеряв всякую надежду, ведь я уже не раз пытался уладить наши разногласия с королем Карлом, но он так и не пожелал ни о чем договариваться со мной. Я отдал себя во власть святой Римской церкви, наших господ кардиналов и нашего святейшего отца папы; я отдал свою судьбу в руки короля Франции, короля Англии, короля Испании и короля Арагона, и каждый из них отвечает на мои письма устно, заявляя, что смертельно боится даже говорить об этом, настолько велико могущество этого ужасного короля Карла. Вот почему я уже не жду от людей ни советов, ни помощи и уповаю на одного только Бога, ибо, несмотря на все мои усилия, не нашел у христиан ни помощи, ни совета.

— Ну что ж! — промолвил Джованни да Прочида. — А если бы кто-либо избавил тебя от этого великого страха, не дающего тебе покоя, ты счел бы этого человека достойным награды?

— Он мог бы рассчитывать на все, что было бы в моих силах! — воскликнул император. — Но у кого достало бы смелости подумать обо мне по своей собственной доброй воле? У *кого достало бы сил вступить ради меня в войну с могущественным королем Карлом?

— Этот человек — я, — ответил Джованни да Прочида.

Император удивленно посмотрел на него и спросил:

— Каким образом вы, простой синьор, сможете добиться того, за что не решаются даже браться самые могущественные короли на свете?

— Это касается только меня, — ответил Джованни. — Знайте лишь, что я считаю это дело верным и безопасным.

— Скажите мне хотя бы, как вы собираетесь за это взяться? — спросил император.

— С вашего позволения, — ответил Джованни, — я не скажу ни слова, прежде чем вы не пообещаете дать мне сто тысяч унций.

— А что вы станете делать, располагая этими ста тысячами унций?

— Что я стану делать? — переспросил Прочида. — Я приведу кого-нибудь, кто отнимет у короля Карла сицилийскую землю и к тому же причинит ему столько хлопот, что он не справится с ними до конца своих дней.

— Если ты и в самом деле способен сделать то, что обещаешь, — ответил император, — я не только дам тебе сто тысяч унций, но и все мои богатства будут в твоем распоряжении.

И тогда Джованни да Прочида произнес:

— Господин император, дайте мне письмо с вашей подписью, которое послужит мне верительной грамотой у того государя, на ком я остановлю свой выбор, и в котором вы обязуетесь выплатить мне сто тысяч унций в три приема: первый, чтобы начать дело, второй, когда оно будет в середине, и третий, когда оно благополучно завершится.

— Давайте спустимся в мой кабинет, — предложил император, — и я тут же продиктую это письмо и велю скрепить его печатью.

— С вашего позволения, благороднейший император, — ответил Джованни, — было бы лучше, если бы вы собственноручно написали это письмо и сами скрепили его печатью, ибо, если оно будет написано вашим почерком, то к нему будет больше доверия, а вдобавок никто, кроме нас двоих, не узнает, что произошло между нами.

— Вы правы, — согласился император, — и я вижу, что вы не случайно снискали славу мудрого и храброго человека.

После этого они спустились в личный кабинет императора, и тот написал письмо своей рукой, самолично скрепил его печатью и вручил мессиру Джованни да Прочида.

— А теперь, для большей верности, — промолвил мес-сир Джованни, — вам надлежит изгнать меня из своих владений якобы за то, что я совершил какой-то неблаговидный поступок, ибо тогда никто, даже ваше ближайшее окружение, не догадается, что между нами заключен союз.

Император одобрил этот план, и на следующий день мессир Джованни да Прочида был арестован на глазах у всех и выдворен из империи. После этого, когда кто-нибудь спрашивал, что сделал этот безвестный монах, ему отвечали, что он явился по поручению короля Карла, чтобы отравить константинопольского императора.