Сперонара - [159]

В святилище находятся два алтаря.

Первый слева посвящен святой Розалии. Он возвышается на том самом месте, где было найдено тело святой. Мраморная статуя работы Каджини заменила мощи святой, помещенные в раку. Эта статуя изображает прекрасную деву, лежащую в позе спящей девушки, голова которой покоится на одной из ее рук, в то время как другая рука держит распятие. Платье, в которое она одета, дар короля Карла III, стоило 5 000 пиастров; кроме того, на шее святой — бриллиантовое ожерелье, все ее пальцы унизаны кольцами, а грудь ее украшают мальтийский крест и орден Марии Терезии, подвешенные на черной и голубой лентах. Рядом со святой лежат череп, миска, посох, книга и плеть из литого золота: как и платье, все эти предметы были подарены королем Карлом III.

Второй алтарь, расположенный в глубине пещеры, напротив входа, посвящен Деве Марии, но, следует сказать во славу святой Розалии, что, хотя этот алтарь посвящен матери Христа, он далеко не столь роскошен, далеко не столь красив, как первый, а главное, его посещают гораздо меньше людей. Позади алтаря находится источник, из которого пила святая.

Часовня святой Розалии является, как уже было сказано, прибежищем гонимых влюбленных. Если влюбленным, которых хотят разлучить, удается в одно прекрасное утро встретиться и если их не догоняют на дороге, отделяющей Палермо от горы, то они спасены: стоит им оказаться в пещере, как власть над ними родителей заканчивается и святая вступает в свои права. Священник спрашивает, хотят ли они сочетаться браком, и в случае утвердительного ответа совершает мессу; по ее окончании они становятся мужем и женой и могут вернуться в Палермо рука об руку при свете дня. После этого родителям уже нечего возразить.

В ту минуту, когда мы вошли в часовню, священник, по всей вероятности, проводил подобное бракосочетание: молодой человек и девушка стояли на коленях перед алтарем, без всяких свидетелей их венчания, кроме ризничего, служившего мессу. Наш приход, казалось, вначале вызывал у них некоторое беспокойство, но, увидев, что мы иностранцы, они перестали обращать на нас внимание. Мы преклонили колено в нескольких шагах от них, ожидая завершения мессы.

Когда богослужение окончилось, молодые люди встали, поблагодарили священника, вышли из пещеры, сели на мулов и уехали. Они стали мужем и женой.

Мы расспросили священника, и он сказал, что не проходит ни одной недели, чтобы он не совершал подобного обряда.

Вернувшись в гостиницу, мы обнаружили там приглашение на обед, пришедшее от вице-короля князя ди Кам-по Франко; этот обед должен был состояться на следующий день; накануне мы отправили вице-королю свои рекомендательные письма, и, проявив безукоризненную учтивость, присущую исключительно знатным итальянским вельможам, он тотчас же почтил их вниманием.

У князя ди Кампо Франко четыре сына; второй из его сыновей, граф ди Луккези Палли, женат на госпоже герцогине Беррийской; он на короткое время приехал на Сицилию, привезя сюда в семейную усыпальницу тело маленькой девочки, родившейся в тюрьме замка Блай и недавно умершей.

Поскольку это было приглашение в загородный дом князя, расположенный, как и почти все виллы палермских богачей, в Багерии, мы отправились в путь на два-три часа раньше, чем следовало, чтобы успеть посетить знаменитый дворец князя ди Палагония, образец причудливости и чудо сумасбродства. Дорога, ведущая в Багерию, — та самая, по которой мы следовали на пути в Палермо. В четверти льё от города приходится пересекать Орето, древний Элевтер Птолемея, в наши дни — flume dell'Ammiraglio[59]. Этот тоненький ручеек, напыщенно именуемый рекой, когда-то протекал через весь город и бежал к гавани, но затем его воды были отведены и на месте прежнего русла была проложена улица Толедо.

Именно здесь, в окрестностях Багерии, Рожер, граф Сицилийский и Калабрийский, в 1072 году одержал в великой битве победу над сарацинами, отдавшую в его власть Палермо.

Наш экипаж остановился напротив дворца князя ди Палагония, который мы тотчас узнали по бесчисленным фигурам чудовищ, украшающим стены, возвышающимся над дверями и заполняющим сад; это были пастухи с ослиными головами и девушки — с лошадиными, кошки с лицами капуцинов, двухголовые дети, четвероногие мужчины, четверорукие лошади — словом, целый зверинец невообразимых существ, о воплощении в явь которых князь каждый раз, когда его жена была беременна, молил Бога, прося, чтобы княгиня произвела на свет одного из подобных монстров, которых он позаботился поместить перед ее глазами, дабы это счастливое событие свершилось. К несчастью для князя, у Бога достало здравого смысла не внять его мольбам, и княгиня родила всего-навсего самых обычных детей, похожих на всех прочих, если не считать того, что в один прекрасный день они оказались разорены из-за странного сумасбродства их отца.

Другая причуда князя заключалась в том, чтобы собирать любые рога, какие ему удавалось раздобыты оленьи, ланьи, бычьи, козьи, даже слоновьи бивни; все, что имело изогнутую и остроконечную форму, принималось в замке с благодарностью, и князь покупал это, почти не торгуясь. Таким образом, весь дворец, от прихожей до будуара, от подвала до чердака, был наполнен торчащими повсюду рогами: рога заменяли вешалки и крюки; люстры висели на рогах, и шторы держались на рогах; буфеты, книжные шкафы и балдахины были увенчаны рогами. Даже если бы за рога давали по двадцать пять луидоров, во всем Палермо их невозможно было бы отыскать.