Созидая на краю рая - [99]

Напрасно.

— Да.

— Ты снова первая…

— Другие просто не видели тебя настоящего, — поднимаю руку и провожу пальцами по его щеке. Он наклоняет голову, прижимаясь к ней.

— Может быть, ты и права, — вздыхает он. — А может, и нет…

Последнюю фразу он говорит так тихо, что мне кажется, будто я ослышалась.

— Эдвард, можно кое-что спросить? — мы сидим на скамейке напротив лунной дорожки в озере и луга, простирающегося впереди. Очень красиво. Вокруг ни души, лишь ночная романтическая мгла. Впрочем, до романтики мне сейчас дела нет. Я просто наслаждаюсь моментом рядом с этим человеком.

И всё же, раз предоставляется возможность, почему бы не задать ему вопрос, тревожащий меня.

— Что? — он переводит на меня взгляд, отрываясь от ночного пейзажа. Я знаю, про что он думает. И догадываюсь, что он переосмысливает свои сны. Не хотелось бы отвлекать его, но мы слишком долго молчим.

— Это не по поводу твоих кошмаров, — успокаиваю я, чувствуя исходящее от него напряжение.

— Тогда спрашивай, — Каллен заметно расслабляется, а я глубоко вдыхаю ночного воздуха:

— Одним из твоих правил было не беременеть, ты пригрозил, что убьёшь меня, если всё так получится…

Его напряжение возвращается, и рука начинает медленно сжиматься вокруг моего запястья.

— … Но когда узнал про Энтони, ты отреагировал совсем по-другому.… Нет, я очень рада, что ты не принял это в штыки и не собираешься вредить ему, но… я не понимаю?

Прикрываю глаза, осознавая, что признание забрало слишком много сил. Зачем я это спросила? Что он мне ответит, что будет дальше?

— Все просто, — после недолгой паузы говорит Эдвард — Ты идеальная мать. Я мечтал о такой всю свою жизнь.

Мое дыхание перехватывает, а на глаза наворачиваются слезы.

— Понимаешь, Белла, я вырос там, где детей считают обузой, где с ними не считаются и не нянькаются, — немного помолчав, продолжает он, набирая в грудь больше воздуха. — В приюте с нами никто не возился, да и до приюта тоже. Я мечтал, что однажды все это кончится. Все наладится, изменится… Но это были напрасные мечты. Ничто просто так не бывает. Наверное, я все это заслужил.

— Нет, Эдвард, не заслужил, — качаю головой, пододвигаясь к нему, и гладя ладонями напряженные плечи — Никто этого не заслужил. Особенно в детском возрасте. Тебе просто не повезло…

— Это можно назвать как угодно, — вздыхает он — Но факт остается фактом. Сегодня в ресторане я понял, как верно то мнение о детях из детских домов. То, что они ничего не могут добиться в жизни. И знаешь, почему они не могут это сделать?

Он переводит на меня такой тоскливый взгляд, что мое сердце кажется, пропускает пару ударов.

— Они не могут этого потому, что у них нет ни семьи, способной поддержать, ни элементарных навыков жизни. Все их существования серое, никчемное. Мое было бы таким же, если бы однажды я не решил порвать с этой серостью. Если бы однажды не рискнул, и не поставил на карту все, что имел.

— Мне так жаль что я обидела тебя в ресторане. Я не хотела, Эдвард, правда. Прости, — прислоняюсь головой к его плечу, водя пальцами линии на его ладонях — Я идиотка.

— Не идиотка, — мужчина выдавливает улыбку, растирая мое предплечье и целуя в волосы — Ты можешь считать себя глупой лишь потому, что сейчас со мной.

— Мне хорошо с тобой, — урчу, покрепче прижимаясь к нему. — Мне ни с кем так хорошо не было.

— Значит, я приношу хоть что-то хорошее для кого-то, — мужчина снова целует меня. — Я ответил на твой вопрос?

— Почти, — делаю пару вдохов-выдохов, прежде чем продолжить — Получается ты принял Энтони из-за того, что я его мама?

— Можно и так сказать. Я жил, видя, что дети никому не нужны. Я не видел, чтобы для них кто-то совершил хоть какой-то героический поступок… Пока не встретил тебя. Тогда, в кабинете, когда ты сказала, что пойдёшь на всё что угодно ради сына, я понял, как ошибался… — губы мужчины подергиваюсь грустной улыбкой — Энтони чем-то похож на меня. Когда я его увидел, будто вернулся в прошлое. Этакая счастливая версия моей жизни…

— А собственные дети? Ты не хочешь своих детей? — этот вопрос должен получить ответ. Иначе я изведу себя. Прикусываю губу почти до крови, ожидая его слов.

— Не вижу смысла заводить их, — он опускает голову — Я не стану отцом, о котором кто-то мог бы мечтать.

— Только таким ты и будешь. Дети будут любить тебя. Ты будешь их любимым папочкой.

— Нет, не будут! — громко отрезает он. — Меня не за что любить, Белла. И им будет не за что.

— Эдвард, ты судишь неверно, — мягко пытаюсь остановить его я, хотя в душе всё так и рушится. Ещё одна тайна, подернутая пеленой, раскрыта. Он уверен, что его нельзя любить?

Неужели это правило: «не влюбляться» появилось, потому, что он считает, будто не достоин быть любимым?

— Нет, Белла, верно! — обрывает меня он, резко выдыхая. — Чем взрослее я становился, тем чётче понимал, что никогда не стану нормальным отцом, если вообще им стану. А смысл давать детям самое лучшее, если не можешь дать самого себя?

— Почему у тебя такая низкая самооценка? — легонько сжимаю его ладонь, заставляя обратить внимание на себя. — Посмотри, какой ты добрый, нежный, ласковый? Неужели ты не видишь?