Созидая на краю рая - [84]

— Не пугай меня так больше, — просит он, — и наклоняется, чтобы поцеловать мои волосы.

— Не буду… — бормочу я, догадываясь, что речь идет о Аро.

— Хорошая девочка, — мурлычет он, и его голос кажется мне самым красивым на свете. Его руки, его запах, его взгляд сейчас…

— Почему ты не можешь быть всегда таким? — выпаливаю я, чувствуя непреодолимое желание сказать это.

Адреналин бежит по венам, когда я вижу резкие изменения в изумрудных глазах и на бледном лице.

Оно становится суровее, серьёзнее, но где-то в самой глубине — грустнее.

— Каким, Белла?

— Настоящим. Почему ты не можешь быть настоящим со мной?

— Я настоящий, — пожимает плечами он. — Такой, какой есть. С тобой.

— Мне кажется, ты ненавидишь меня временами… — у нас что сегодня, утро откровений?

— Как тебя можно ненавидеть? — фыркает он. Вижу перед собой какого-то неуверенного в себе человека, полностью растерянного от моих слов.

— То есть ты…?

— Мне хочется… всегда оберегать тебя, Белла. Ты такая юная, но в некоторых смыслах ты старше меня.

Вот так новость! Похоже, сегодня у меня ночью будет мозговой штурм, от сказанного за этот день Эдвардом.

— Ты ведь тоже бываешь игривым, непосредственным. Только что-то тебе мешает…

— По-моему, мы слишком далеко отошли от темы, — примирительно замечает Каллен, прерывая мои фразы. Почему он не хочет слышать этого? В чём дело?

— Хорошо, спрашивай, — соглашаюсь я, пряча разочарование, от того, что этот разговор закончен. Пока Эдвард в хорошем расположении духа, я могла бы разговорить его…

По-прежнему глажу его плечо, припоминая недавнюю просьбу.

— Это скорее не вопрос, а просьба, Белла. Не приказ, а просьба, — он повторяет «просьба» дважды, чтобы я запомнила. Вот только для чего?

— Я слушаю.

— Когда мы вернёмся, а мы здесь на неопределённый срок, — он многозначительно обводит рукой номер. — Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

Что?

От неожиданности я теряю кислород и замираю. Переехать к нему? Он серьёзно?

— Я пойму, если ты откажешься, — убеждает он, но вот я не могу понять — меня или себя? В его глазах испуг и волнение. Вопрос так же в том, что заставляет его испытывать всё это.

— Почему?

— Что почему?

— Ты предложил это?

— Потому что могу. Могу и хочу. Тебе не нравится моё предложение?

— Я хотела бы подумать…

— На раздумья времени полно, я не требую немедленного ответа, — он слегка расслабляется и откидывается на спинку дивана.

Думаю обо всём сразу, и мысли сливаются в калейдоскоп. На лице явно отражается все, что когда-либо меня беспокоило и волновало.

Видимо, мужчина видит это, потому что усмехается и протягивает мне руку, тем самым останавливая мои прикосновения к его плечу.

— Пора завершить то, с чего мы начали, — игриво сообщает он, прежде чем впиться своими губами в мои, даря непревзойдённые ощущения.

Господи, приятное тепло новой волной — волной желания — разливается по моему телу. Я хочу его.

И не ненавижу.

Как же так?

— Иди сюда! — выдыхаю я и скольжу пальцами по его волосам и шее, наслаждаясь мягкостью и идеальностью его кожи.

— Ты… моя… — шепчет он между страстными поцелуями, освобождая мой рот и перемещаясь на шею.

— А чья же? Только твоя! — резко выдыхаю, когда он целует место, где слышится пульс.

— Запомни это, Белла, теперь для тебя это единственное правило…

Что?

Ну, вот опять, стоит мне отвлечься, как он огорошивает меня новостями. И всё же они приятные. Только вот я до конца им не верю, если верю вообще.

Но ведь за сегодняшнее утро Эдвард столько раз менялся, превращаясь в положительного человека!

Неужели всё это игра?

Нет, я не выдержу этого…

— Единственное правило? — на вдохе спрашиваю я, осторожно прикрывая его рот ладонью. Чувствую тёплое дыхание.

— Да, для тебя, — шепчет он в ответ и начинает покрывать поцелуями мою ладонь, пока я не убираю её.

Он нежен.

Он добр.

Он игрив.

Он мил.

Он ласков.

Какой же он на самом деле? Сочетается ли в нём всё это?

— Что подвигло тебя на такое решение? — мне, и вправду, интересно.

— Поговорим после… — отзывается он, и вот его руки уже перемещаются с грудной клетки на талию, ища нижние пижамные пуговицы.

— После… — соглашаюсь я, и, вздохнув, погружаюсь в райские кущи.

Впервые по-настоящему райские, со дня нашего знакомства.

* * *

Я стою в каком-то странном зеркальном зале. Вокруг меня — пугающая пустота.

Бреду вперёд — шаги глухо отдаются по всему периметру зала.

Смотрю в зеркало — почти инстинктивно — и вижу Энтони. Он улыбается.

Только когда больно ударяюсь головой об стекло, понимаю, что его там нет.

Начинаю оборачиваться, перебирать руками, искать моего мальчика…

И вот он уже во всех зеркалах окружающих меня. Смеётся, но на его щеках блестят слёзы.

— Мама, иди за мной! — говорит он, и я вздрагиваю, как от удара. Комок подкатывает к горлу, а слёзы начинают течь по лицу.

Внезапно он разворачивается и уходит.

— Энтони! Тони! — я пытаюсь бежать за ним, но всюду ударяюсь о зеркала — в них его растворяющееся изображение.

— Мама… — это слово, сказанное с осуждением, болью повисает в тишине и эхом отдаётся от зеркал.

В них я больше не вижу своего мальчика…

Просыпаюсь от резкого, внезапного толчка.

Облегчённо вздыхаю, когда вижу, что нахожусь в отеле, на белой кровати. Чёрт, приснится же такое…