Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме» - [44]

Везя на тридцати верблюдах вьюки,

Зачем на верные итти мне муки?

Тот видит гору, кто стоит внизу.

Давай-ка я Хосрову отвезу

Письмо Бахрама и дары Бахрама,

И отстранюсь я от игры Бахрама».

В укромный час к Хосрову он пришел.

Царю царей письмо вручил посол,

И много жемчугов, и много денег,

И много слов принес ему изменник.

Сказал Хосров, когда письмо прочел:

«Ты мудро поступил, что к нам пришел.

От низкого уйдя, избегнешь срама.

Мы презираем грязного Бахрама.

Достойно смеха жалкое письмо:

Лежит на нем бессилия клеймо».

Велел он написать слова ответа,

Как бы от имени мужей совета:

«Твое письмо, о гордый муж войны,

Пришло, как дуновение весны.

Веди дружины — мы тебе поможем,

В бою мы всех румийцев уничтожим.

Мы ждем тебя, покорностью дыша:

С Хосровом наш язык, с тобой — душа.

Тебя Хосров презренный устрашится

И побежит в день битвы, как лисица,

Когда увидит воинство твое,

Величье и достоинство твое».

Печатью шахиншах скрепил посланье,

Сказал Доропаноху на прощанье:

«Вручи письмо Бахраму Чубина.

За службу воздадим тебе сполна».

Он щедро наградил его деньгами,

И ценным яхонтом, и жемчугами.

С ответом поспешил Доропанох:

Гонец от радости не чуял ног.

Прочтя письмо, Бахрам утратил разом

Спокойный дух и прозорливый разум.

Велел он войску двинуться в поход.

Он изумил вельмож и воевод.

Пришли седоголовые в печали:

«Отсюда ты не уходи, — сказали. —

В Иране войско должен ты беречь:

Хосрова встретят здесь вражда и меч.

Подумай о своей грядущей доле

И не ищи спасения в престоле».

Но войску двинуться велел Бахрам,

Не вняв седобородым мудрецам,

И всадники, внимая барабану,

Помчались по пути к Азербайджану.

В пустыню Дук вступили на заре.

Дорогу преградили мошкаре.

Сошлись они с румийцами вплотную.

Воскликнул Чубина: «Теперь взгляну я,

Воинственна ли вражеская рать?

Воистину ли сможет воевать?

Насколько будет бой с Хосровом труден?

Сказав, мироискатель-простолюдин

Вдел ноги в боевые стремена.

За ним — Изадгушасп, Ялонсина

Приблизились к румийцам незаметно,

Увидели, что войско их несметно.

Ошеломило их и потрясло

Мечей, знамен и всадников число.

А в это время воины-румийцы,

Пред шахом повязали поясницы,

Сказав: «Мы ждем. Настал сраженья час».

И, согласившись, отдал шах приказ.

Глава сорок девятая Бой Хосрова с Бахрамом Чубина. Убийство румийца Кута

Когда рассвет из-за шатров поднялся, —

От войск обоих страшный рев поднялся.

Не стало видно солнечных лучей,

Мир потемнел от копий и мечей.

Земля горою сделалась железной,

Сияющее небо — черной бездной.

Как хищный зверь, разъяло солнце пасть,

Мечи нависли тучей, чтоб упасть.

От крика, ржанья, звона то и дело

Долина в горы убежать хотела.

Взглянул на поле боя Чубина.

Отвагу возбудила в нем война.

Как сталь его свирепого кинжала,

Убийства существо его алкало.

Два взгляда опустил он тяжело

На левое, на правое крыло.

Душа восторг почувствовала львиный

И разделилась на две половины.

Сказал Ялонсине: «Будь впереди

И середину войска поведи,

А я в сраженье два крыла направлю, —

И левое, и правое возглавлю».

На поле боя посмотрел Хосров.

От войска почернел земной покров.

На холм взошел он вместе с Ниятусом.

С Бандуем и Густахмом черноусым,

И богу он сказал на пехлеви:

«Всесущий, милость правому яви!

Стремятся эти воины к победам,

Но лишь тебе исход боренья ведом.

О правда правд, о высота высот,

Скажи, кто ныне счастье обретет?»

Румиец Кут, глава большой дружины,

Внезапно вырвался из середины.

Он прискакал к зеленому холму,

Встал пред Хосровом и сказал ему:

«О шах, взгляни ты оком прозорливым

На честолюбца, созданного дивом!

Суровою была к тебе судьба,

И ты бежал от этого раба.

Добился он могущества и славы,

Лишился ты и войска, и державы.

Но жизнь свою доверил я мечу,

Я воевать злодея научу!»

Когда Хосров услышал слово Кута,

Им овладели боль, печаль и смута.

Ведь он сказал: «Твоя душа слаба,

Все потеряв, бежал ты от раба».

Но в сердце спрятав глубоко обиду,

Ответствовал Хосров, спокоен с виду:

«Скачи. Увидит раб твой меч стальной,

И к бою повернется он спиной.

Но сам-то не беги ты от Бахрама,

Чтоб губы после не кусать от срама».

Помчался Кут на вороном коне.

Летит, — копье в руке, душа в огне.

Вскричал Ялонсина: «Будь осторожен,

Бахрам, кинжал свой вытащи из ножен:

Слон опьяненный скачет вдалеке,

С арканом у седла, с копьем в руке!»

Но грозен был Бахрам, смотрел он люто

И ждал, пылая, приближенья Кута.

В противников Хосров вперил глаза,

А в сердце — гнев, а на щеке — слеза.

Метнул свое копье румиец смелый,

Но не упал на землю враг умелый:

Он сразу же лицо прикрыл щитом,

Двуострый меч он обнажил потом,

Противнику не дал он уклониться

И на две части разрубил румийца.

Когда румийский витязь лег во прах,

Невольно рассмеялся шахиншах.

Вселилась в сердце Ниятуса буря.

Он с яростью сказал, глаза прищуря:

«О венценосец, не хорош твой смех.

Смеяться над убитым — страшный грех.

Ты ценишь хитрость, ты забыл о чести,

Твоя душа, заснув, не жаждет мести.

Сапфиры и диргемы здесь найдем, —

Таких, как Кут, нигде мы не найдем!

Кому смешон разрубленный на части,

Тот в день сраженья потеряет счастье».

«Увы, смеялся я не оттого, —

Сказал Хосров, — что нет в живых его.

Я понял, что карает рок жестокий

Тех, от кого услышит он попреки.

Сказал мне Кут: «Бежал ты от раба,