Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме» - [45]

Для битвы с ним душа твоя слаба».

Но если раб так страшен в день сраженье,

То я не вижу в бегстве униженья».

А в это время крикнул Чубина:

«Ведите вороного скакуна!

Убитого врага к седлу привяжем,

Хосрову жалкий труп его покажем».

Исполнили воители приказ.

Мертвец к седлу привязан был тотчас.

Назад к своим войскам скакун помчался,

Убитый богатырь в седле качался.

Потряс Хосрова сердце мертвый Кут.

Велел он труп освободить от пут,

Велел он мускуса насыпать в раны.

Лег, в полотне, воитель бездыханный —

С мечом в руке, с кольчугой на груди,

Лицом к боям, что будут впереди.

К владыке Рума, в полотно зашитый,

С друзьями был отправлен Кут убитый.

Чтоб, на него взглянув, узнал кайсар,

Каков раба восставшего удар,

Что нет позора в том, когда в сраженье

От храброго потерпишь пораженье.

Румийцы, со слезами на глазах,

Стояли, гнев копя в своих сердцах.

Вдруг ринулся отряд мятежной рати

Сквозь голоса рыданий и проклятий.

Ни трепета, казалось, ни преград

Не знал десятитысячный отряд.

Еще не ведал ни один страдалец

Таких ударов пик, мечей и палиц!

Казалось, мир в кровавой мгле исчез,

Казалось, кровью плачет свод небес.

Так много трупов на земле валялось,

Что для живых дороги не осталось.

В пустыне Дук великое число

Воителей румийских полегло.

Немало было славных, именитых

Военачальников среди убитых.

Хосров оплакал скорбный их удел.

Он раненых перевязать велел.

Горой высокой сделалась лощина,

Когда собрали мертвых воедино.

Хосров смотрел на них с тоской в очах.

Отчаялся в победе шахиншах.

Так Ниятусу молвил он в унынье:

«Бахрам победу торжествует ныне.

Когда румийцы будут каждый раз

Сражаться, как сражаются сейчас,

То знай: румийское погибнет войско, —

Его оружье сделано из воска!

Румийцы завтра отдохнуть должны:

Пусть вступят в бой иранские сыны».

И поклялись иранцы властелину:

«Мы завтра гору превратим в низину!»

Глава пятидесятая Второй бой Хосрова с Бахрамом Чубина. Поражение Хосрова. Его спасает ангел Суруш

Когда поднялся белый стяг, когда

На полотне растаяла звезда,

Когда заговорили утром рано

Кимвалов звон и грохот барабана,

Когда военных труб раздался рев,

Иранцы выступили из шатров

И вывели слонов, готовых к схватке,

И выстроились в боевом порядке.

Казалось: мир, поверженный во мглу,

Подобен стал вороньему крылу.

Казалось: звезды, свет струя, блестели:

То мощных копий острия блестели.

Казалось: вся земля надела щит,

Но под щитом душа ее дрожит.

Хосров возглавил войска середину.

Мусилю, преданному армянину,

Чей грозный меч был недругам знаком,

Велел он левым управлять крылом.

Гардуй, что храбростью себя прославил,

Иранцев правого крыла возглавил.

Шапур, и Андиён, и Сипансор

Вступить готовы были в бранный спор.

Стоял вблизи царя царей Ирана

Густахм — его ограда и охрана…

Молчал Бахрам. В раздумье медлил он,

Отсутствием румийцев удивлен.

Но вспомнил он о бое неизбежном

И на слоне помчался белоснежном.

Шапуру крикнул он: «Зловредный див!

Зачем, в своем посланье проявив

Ко мне приязнь и обещав покорство,

Со мной вступаешь ты в единоборство?

Бесчестье — не в обычае вельмож.

Ты жаждешь смерти — ты ее найдешь».

Шапур воскликнул: «Раб — твое названье!»

Ты про какое говоришь посланье?»

Сказал Хосров: «Вместилище клевет, —

Он по заслугам получил ответ.

Все расскажу, когда настанет время.

Пусть не гнетет нас черных мыслей бремя».

Не ждал Бахрам таких коварных слов!

Поняв, что обманул его Хосров,

Почувствовал он гнев и раздраженье

И белого слона погнал в сраженье.

Воскликнул шах: «Будь проклят Чубина!

Осыпьте стрелами его слона,

Пусть ваши луки дождь прольют могучий, —

Уподобляйте их весенней туче!»

Воители не пожалели стрел:

Слоновий хобот сразу посинел.

Бахрам потребовал коня гнедого

И, шлем надев, он битву начал снова,

Но градом стрел осыпан был опять.

Скакун его не в силах был скакать.

Он спешился и за пояс засунул

Подол кольчуги и, как буря, сдунул

Своих противников, помчавшись в бой

С мечом в руке, с щитом над головой.

Иранцы, лица от Бахрама пряча,

Теряли по дороге луки Чача.

Ему другого подвели коня.

Бахрам помчался, всадников гоня.

Он в середину их влетел, как пламя,

Он опрокинул миродержца знамя,

Он родовитых в бегство обратил,

Он правому крылу забрался в тыл.

Тогда, как волк, увидевший барана,

Коня погнал направо шах Ирана,

Где был Гардуй, что славою богат,

Где встретился с могучим братом брат.

Им протянуть не захотелось руки,

А натянуть им захотелось луки.

Они сцепились в яростной борьбе,

Один другого прижимал к себе,

И, отпустив, стояли наготове.

Спросил Бахрам: «Зачем ты жаждешь крови?

Ужели ты отрекся от отца

И жаждешь брата своего конца?»

Сказал Гардуй: «Идущий на добычу,

Ужели старую забыл ты притчу,

Что братьям в дружбе нужно быть всегда,

Но если разделила их вражда,

То пусть дерутся, не жалея силы,

То пусть дерутся до последней жилы!

Ужели против брата выйдет брат,

Когда в нем честь и совесть видит брат?»

Ушел Бахрам от гневного Гардуя,

Душою удрученною тоскуя,

А тот приблизился к царю царей, —

Лик воина железа был черней.

Гардуй с любовью встречен был Хосровом:

«Будь вечно счастлив под небесным кровом!»

Сказал Густахму шах, тоской объят:

«Когда в бою румийцы победят

И даже, может быть, Бахрама ранят,

То войско Рума, возгордясь, воспрянет

И голову поднимет до небес,