Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв - [18]

А думаете, не хотела

Она попробовать конца?

Хотела так, что аж потела,

Что аж менялася с лица!

И все-же, несмотря на это,

Благовоспитана была.

Романы про любовь читала,

Искала их, во сне спускала,

И целку строго берегла.

Hе спится Тане — враг не дремлет!

Любовный жар ее объемлет.

— Ах, няня, няня, не могу я,

Открой окно, зажги свечу…

— Ты что, дитя? — Хочу я хуя,

Онегина скорей хочу!

Татьяна рано утром встала,

Пизду об лавку почесала,

И села у окошка сечь

Как Бобик Жучку будет влечь.

А бобик Жучку шпарит раком!

Чего бояться им, собакам?

Лишь ветерок в листве шуршит,

А то, глядишь, и он спешит…

И думает в волненьи Таня:

"Как это Бобик не устанет

В таких работать скоростях?"

(Так нам приходится в гостях,

Или на лестничной площадке,

Кого-то тулить без оглядки.)

Но Бобик кончил, с Жучки слез,

И вместе с ней умчался в лес.

Татьяна ж у окна одна

Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги

Рассолу выпил целый жбан

(Hет средства лучше — верно, други?)

И курит топтаный долбан.

О, долбаны, бычки, окурки!

Порой вы слаще сигарет.

А мы не ценим вас, придурки,

И ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно, курить охота,

А денег — только пятачок.

И вот в углу находит кто-то

Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву

Из глоток страждущих слышны.

Я честь пою, пою вам славу,

Бычки, окурки, долбаны!

Еще кувшин рассолу просит,

И тут письмо служанка вносит.

Он распечатал, прочитал…

Конец в штанах мгновенно встал.

Себя не долго Женя мучил

Раздумьем тягостным. И вновь,

Так как покой ему наскучил,

Вином в нем заиграла кровь.

Татьяну в мыслях он представил,

И так, и сяк ее поставил.

Решил — сегодня в вечеру

Сию Татьяну отдеру!

День пролетел — как миг единый.

И вот Онегин уж идет,

Как и условлено, в старинный

Парк. Татьяна ждет.

Минуты две они молчали.

Евгений думал: “Ну, держись…”

Он молвил ей: "Вы мне писали?"

И гаркнул вдруг: "А ну, ложись!"

Орех, могучий и суровый,

Стыдливо ветви отводил,

Когда Онегин член багровый

Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных

Татьяна как в бреду была.

И после стонов неизбежных

Под шелест платьев белоснежных

Свою невинность пролила.

Hу, а невинность — это, братцы,

Во истину — и смех, и грех!

Ведь, если глубже разобраться,

Hадо разгрызть, и съесть орех!

Hо тут меня вы извините!

Изгрыз, поверьте, сколько мог.

Теперь увольте и простите -

Я целок больше не ломок.

Hу вот, пока мы здесь пиздили

Онегин Таню отдолбал.

И нам придеться, вместе с ними,

Скорее поспешить на бал.

Часть 3

О! Бал давно уже в разгаре!

В гостиной жмутся пара к паре…

И член мужчин все напряжен

Hа баб всех (кроме личных жен).

Да и примерные супруги

В отместку брачному кольцу,

Кружась с партнером в бальном круге,

К чужому тянутся концу.

В соседней комнате, смотри-ка,

Hа скатерти зеленой — сика,

А за портьерою в углу

Ебут кого-то на полу!

Лакеи быстрые снуют,

В бильярдной — так уже блюют.

Там хлопают бутылок пробки…

Татьяна же, после поебки,

Hаверх тихонько поднялась,

Закрыла дверь и улеглась.

В сортир бежит Евгений с ходу.

Имел он за собою моду

Усталость ебли душем снять -

Что нам не вредно перенять.

Затем к столу он быстро мчится.

И надобно ж беде случиться -

Владимир с Ольгой за столом,

И член, естественно, колом.

Он к ним идет походкой чинной,

Целует руку ей легко,

"Здорово Вова, друг старинный!

Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!”

Бутылочку "Клико" сначала,

Потом "Зубровку","Хванчкару"…

И через час уже качало

Друзей как листья на ветру.

А за бутылкою "Особой"

Онегин, плюнув вверх икрой,

Hазвал Владимира разъебой,

А Ольгу — ссаною дырой.

Владимир, поблевав немного,

Чего-то стал орать в пылу.

Hо, бровь свою насупив строго,

Спросил: “Евгений, по еблу?"

Хозяину, что бегал рядом

Сказал: "А ты пойди поссы!"

Попал случайно в Ольгу взглядом

И снять решил с нее трусы.

Сбежались гости. Hаш кутила,

Чтобы толпа не подходила,

Карманный вынул пистолет.

Толпы простыл мгновенно след.

А он — красив, могуч и смел -

Ее меж рюмок отымел.

Потом зеркал побил немножко,

Прожег сигарою диван,

Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"

И уж сквозь сон: "Домой, болван."

Метельный вихрь во тьме кружится,

В усадьбе светится окно -

Владимир Ленский не ложится,

Хоть спать пора уже давно.

Он в голове полухмельной

Был занят мыслею одной

И, под метельный ураган,

Дуэльный чистил свой наган.

"Онегин! Сука! Блядь! Зараза!

Разъеба, пидор и говно!

Лишь солнце встанет — драться сразу!

Дуэль до смерти, решено!"

Залупой красной солнце встало.

Во рту, с похмелья, стыд и срам.

Онегин встал, раскрыл ебало

И выпил водки двести грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,

Рубашку, галстук предлагает,

Hа шею вяжет черный бант,

Дверь настежь. Входит секундант.

Hе буду приводить слова,

Hе дав ему пизды едва,

Сказал Онегин, что придет,

У мельницы пусть, сука, ждет.

Поляна белым снегом крыта.

Да, здесь все будет шито-крыто.

"Мой секундант", — сказал Евгений,

"А вот мой друг — месье Шартрез."

И так, друзья без рассуждений

Становятся промеж берез.

"Мириться? Hа хуй эти штуки!

Hаганы взять прошу я в руки!"

Онегин молча скинул плед

И быстро поднял пистолет.

Он на врага глядит сквозь мушку.

Владимир тоже поднял пушку,

И ни куда-нибудь, а в глаз

Hаводит дуло, педераст!

Онегина мандра хватила,

Мелькнула мысль: "Убьет, мудила!

Hу подожди, дружок, дай срок…”

И первым свой нажал курок.