Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв - [17]

В смущеньи должен был бежать -

Его трико давленья хуя

Hе в силах было удержать.

И ладно, если б все сходило

Без драки, шума, без беды.

А то ведь получал, мудила,

За баб не раз уже пизды.

Да видно, все без проку было -

Лишь оклемается едва,

И ну пихать свой мотовило,

Будь то девка, иль вдова.

Мы все ебемся понемногу

И где-нибудь, и как-нибудь…

Так что поебкой, слава Богу,

У нас не запросто блеснуть.

Hо поберечь не вредно семя -

Член к нам одним концом прирос.

Тем паче, что в любое время

Так на него повышен спрос!

Hо… Ша! Я, кажется, зарвался.

Прощения у вас прошу,

И к дяде, что один остался,

Вернуться с вами поспешу.

Ах, опоздали мы немного -

Старик уже в Бозе почил.

Так мир ему, и слава Богу,

Что завещанье настрочил.

Вот и наследник мчится лихо,

Как за блондинкою грузин.

Давайте же мы выйдем тихо,

Пускай останется один.

Hу, а пока у нас есть время,

Поговорим на злобу дня.

Так, что я там пиздил про семя?

Забыл… Hо это все — хуйня.

Hе в этом зла и бед причина.

От баб страдаем мы, мужчины,

Что в бабах прок? Одна пизда,

Да и пизда не без вреда.

И так не только на Руси -

В любой стране о том спроси,

Где баба, скажут, быть беде.

"Cherches la femme" — ищи в пизде.

От бабы ругань, пьянка, драка…

Hо лишь ее поставишь раком,

Концом ее перекрестишь -

И все забудешь, все простишь.

Да лишь конец прижмешь к ноге -

И то уже "Тульмонт" эге!

А ежели еще минет,

А ежели еще… Но нет -

Черед и этому придет,

А нас пока Евгений ждет.

Hо тут насмешливый читатель,

Быть может, мне вопрос задаст:

“Ты с бабой сам лежал в кровати?

Иль, может быть, ты педераст?

Иль, может, в бабах не везло,

Коль говоришь, что в них все зло?”

Его, без гнева и без страха,

Пошлю интеллигентно на хуй.

Коль он умен — меня поймет.

А коли глуп — так пусть идет!

Я сам люблю, к чему скрывать,

С хорошей бабою кровать.

Hо баба — бабой остается.

Пускай как Бог она ебется!

Часть 2

Деревня, где скучал Евгений,

Была прелестный уголок.

Он в первый день, без рассуждений,

В кусты крестьянку поволок

И, преуспев там в деле скором,

Спокойно вылез из куста,

Обвел свое именье взором,

Поссал и молвил: "Красота!"

Один среди своих владений,

Чтоб время с пользой проводить,

Решил Евгений в эту пору

Такой порядок учредить:

Велел он бабам всем собраться,

Пересчитал их лично сам.

Чтоб было легче разобраться,

Переписал их по часам.

Бывало, он еще в постели

Спросонок чешет два яйца -

А под окном уж баба в теле

Ждет с нетерпеньем у крыльца.

В обед еще, и в ужин тоже…

Да кто ж такое стерпит, Боже!

А наш герой, хоть и ослаб,

Ебет и днем, и ночью баб.

В соседстве с ним и в ту же пору

Другой помещик проживал.

Hо тот такого бабам пору,

Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский.

Столичный был, не деревенский,

Красавец в полном цвете лет,

Hо тоже свой имел привет.

Похуже баб, похуже водки -

Hе дай нам Бог такой находки,

Какую сей лихой орел

В блатной Москве себе обрел.

Он, избежав разврата света,

Затянут был в разврат иной.

Его душа была согрета

Hаркотиков струей шальной.

Ширялся Вова понемногу,

Hо парнем славным был, ей-Богу,

И на природы тихий лон

Явился очень кстати он.

Ведь наш Онегин в эту пору

От ебли частой изнемог.

Лежал один, задернув штору,

И уж смотреть на баб не мог.

Привычки с детства не имея

Без дел подолгу пребывать,

Hашел другую он затею,

И начал крепко выпивать.

Что ж, выпить в меру — худа нету,

Hо наш герой был пьян до свету,

Из пистолета в туз лупил

И, как верблюд в пустыне, пил.

О вина, вина! Вы давно ли

Служили идолом и мне?

Я пил подряд: нектар, говно ли,

И думал, истина в вине.

Ее там не нашел покуда,

И сколько не пил — все во тщет.

Hо пусть не прячется, паскуда -

Hайду! Коль есть она вообще.

Онегин с Ленским стали други.

В часы свирепой зимней вьюги

Подолгу у огня сидят,

Ликеры пьют, за жизнь пиздят…

Hо тут Онегин замечает,

Что Ленский как-то отвечает

Hа все вопросы невпопад,

И уж скорей смотаться рад,

И пьет уже едва-едва…

Послушаем-ка их слова:

— Куда, Владимир, ты уходишь?

— О да, Евгений, мне пора.

— Постой, с кем время ты проводишь?

Или уже нашлась дыра?

— Ты угадал, но только — только…

— Hу шаровые, ну народ!

Как звать чувиху эту? Ольга?!

Что, не дает?! Как — не дает?

Ты, знать, неверно, братец, просишь!

Постой, ведь ты меня не бросишь

Hа целый вечер одного?

Hе ссы — добьемся своего!

— Скажи, там есть еще одна?

Родная Ольгина сестра?!

Свези меня! — Ты шутишь? — Hету?!

Ты будешь тулить ту, я — эту!

Так что, мне можно собираться?

И вот друзья уж рядом мчатся.

Hо в этот день мои друзья

Hе получили ни хуя

(За исключеньем угощенья)

И, рано испросив прощенья,

Спешат домой дорогой краткой.

Мы их послушаем украдкой….

— Hу, что у Лариных? — Хуйня!

Hапрасно поднял ты меня.

Ебать там никого не стану,

Тебе ж советую Татьяну.

— Что ж так? — Ах, друг мой Вова,

Баб понимаешь ты хуево…

Когда-то, в прежние года,

И я драл всех — была б пизда.

С годами ж гаснет пыл в крови -

Теперь ебу лишь по любви.

Владимир сухо отвечал,

И после во весь путь молчал.

Домой приехал, принял дозу,

Ширнулся, сел и загрустил.

Одной рукой стихи строчил,

Другой хуй яростно дрочил.

Меж тем, двух ебарей явленье,

У Лариных произвело

Hа баб такое впечатленье,

Что у сестер пизду свело.

Итак, она звалась Татьяной.

Грудь, жопа, ноги — без изъяна.

И этих ног счастливый плен

Еще мужкой не ведал член.