Русская - [16]

Однажды я уже видела такое — в детстве.

Возле нашего дома стоял дуб. Большой, необъятный, стало быть, как минимум столетний. У него была грубая шершавая кора, я помню — я не раз стирала об нее кожу. Мне было запрещено лазить на дерево. Во-первых, оно было чересчур высоким — никто не поможет, если упасть хотя бы со второго яруса, а во-вторых, стояло над обрывом. Этот обрыв был похож на пропасть из Аладдина — я любила этот мультик. Когда перед тем, чтобы «сезам открылся», нужно было проскакать по узенькой дорожке, умудрившись не рухнуть вниз.

В тот день я ослушалась. Я слышала, что с вершины дуба можно было увидеть всю округу, а это казалось каким-никаким приключением. Я мечтала стать первооткрывателем. Я мечтала представлять, что все это — луга, леса, поля, дома — мое. Только мое. И никто не отберет.

Поэтому я полезла. Поэтому, отделавшись от надзора Розмари фразой «Я поиграю в куклы на веранде», полезла. К чертям содрала колени и локти, но до первой отрывной точки — а их оставалось еще три — добралась. С предвкушением, с непередаваемым ощущением всевластия, подпитывающимся адреналином из крови, нацелилась выше.

И в тот самый момент дуб вздрогнул — Рональд, как позже выяснилось, договорился с местными лесорубами, чтобы сегодня дерево спилили. Он хотел поставить забор…

Конечно, среди густой листвы они меня не заметили — да и не должно было меня там быть.

Конечно, я полетела вниз.

Конечно, не обошлось без повреждений… и за них Рональд был готов стереть меня в порошок сам. Сам окончательно переломать последние кости.

Сегодня он похож на ту картинку из прошлого, что я помню. Разве что волнения на лице нет. Ни отпечатка, ни капли. Он не скрывает его — он больше ничего от меня не скрывает — его просто не существует. Это теперь лишнее чувство. У нас взаимовыгодный договор — ни пунктом больше. И главное во всем этом — беспрекословное исполнение условий обоими сторонами.

В конце концов мне это надоедает. Я прикрываю глаза, тяжело вздохнув, и удобнее устраиваюсь на подушке. Она жесткая, никак не напоминает ту, на которой я спала столько времени, но за неделю можно привыкнуть. У меня получилось и к одеялу. А оно вообще никуда не годится…

Я смутно помню события прошлого понедельника. Отчетливо отпечатались в памяти две вещи: ступени лестницы, внезапно напрыгнувшие со спины и повалившие на пол, и глаза. Невозможного, непонятного цвета глаза, которые, как ни старалась, я не смогла принять за действительность, а не галлюцинацию. Если утверждать, что атаки ступеней не было, никак нельзя — есть физическое недвусмысленное доказательство в виде двух швов на затылке, то про обладателя аметистов можно. За эту неделю он не заходил сюда. За эту неделю он передо мной не появлялся, никто его не упомянул — даже Розмари. Будто бы ничего не существовало.

Мешало только одно: он мне снился — каждую чертову ночь — и волок куда-то. Постоянно куда-то звал, куда-то вел. Не отпускал руку. Не давал мне отпустить.

Это ощутимо напрягало — здесь я не слукавлю.

— Изза, — голос Рональда появляется в тишине так внезапно, что я сама поражаюсь быстроте реакции на него: распахнувшимся глазам и тотчас напрягшимся рукам. За прошедшие дни я отвыкла разговаривать с ним. — Тебе нечего сказать?

Интересный вопрос. Принимая во внимание, конечно, что я сама жду от отца хоть какого-то диалога.

— У меня были вопросы во вторник, — мрачно докладываю, краем глаза коснувшись проводка капельницы, тянущегося к локтевому сгибу — вставлять катетер больно…

Рональд останавливается. Складывает руки на груди.

— Тебе на них ответили?

— Розмари, — киваю, вспоминая взволнованное лицо женщины, приставленной ко мне еще с детства, — она — да.

— Значит, вопрос исчерпан.

У него темные, почти черные волосы — без проседи, даже самой малой, что невероятно. И такие же глаза. Черные-черные. Я маленькая их боялась — сравнивала со сказками про злобных воронов. Или про монстров. У монстров всегда такие глаза… без просвета. Любого. Как сейчас.

— Надеюсь, мне ты расскажешь, что произошло? — надменно спрашивает мистер Свон.

Я насилу пожимаю плечами, хохотнув. Меня забавляет его грозный вид. Меня в последнее время вообще много забавляет — как и то, что каким-то чудом доктору Сенну и его коллегам удалось меня откачать.

— Опять театр? — губы Рональда дергаются в оскале.

— Ни в коем случае, — поспешно, все еще улыбаясь, качаю головой, — как можно…

Он вздергивает голову, напряженным взглядом прожигая окно. Здесь оно, к сожалению, имеется, но спасает прогноз погоды, улучшившийся так кстати. Если бы здесь, где даже жалюзи нет, светила молния… нет, мистер Сенн определенно бы был бессилен что-то сделать.

— Причина, по которой ты здесь, — наконец подает голос отец, — наркотическая интоксикация. Тебе известно, что это не хроническое заболевание?

А в нем тоже есть крупица юмора. Вдохновляет…

Я киваю.

— Ты обкурилась.

Я снова киваю, хоть и не следует — это не вопрос. Он просто констатирует факт.

— Где?

Рональд подходит ближе к моей кровати. Не так, чтобы совсем, но и не стоит далеко. Достаточное расстояние, дабы попытаться испепелить взглядом.