Разноцветная одежда - [18]

Шрифт
Интервал

ФАРАОН. Других пророков, которые побывали здесь, не мыли и не чистили.

ШАРШИС. Это все были святые люди, о фараон. Мыться противно их религии.

ФАРАОН. А у этого еврея нет религии? Откуда тебе знать, что ты не смыл всю священную магию, которая облекала его?

ШАРШИС. Фараон, да будет он жив, здоров и невредим, увидит все сам. Ах, он будет пророчествовать великолепно, великолепно!

ФАРАОН. Придется. Иначе его карьера пророка будет короткой.

ШАРШИС. И я приказал, чтобы его помыли, надушили и приодели, чтобы его внешность приличествовала его явлению перед фараоном, перед фараоном.

ФАРАОН. Какая роскошь. Разве тебе не жаль царской казны, царской казны?

ШАРШИС. Фараон, да будет он жив, здоров и невредим, изволит шутить.

ФАРАОН. Тратить столько золота ради одного появления.

ШАРШИС. Одного? Уверен ли в этом фараон, да будет он жив, здоров и невредим, когда еще не слышал его, когда не слышал его? Но он будет великолепно пророчествовать, ведь он умный парень, умный парень — очень умный парень.

ФАРАОН. Ты угодил в тюрьму не из-за мухи в вине, а из-за своей проклятой привычки подпевать себе хором и все время прыгать вокруг. Готовься прыгнуть в объятия прямо к моему другу-палачу. Раз уж ты заманил ко мне этого еврея, то, если он умрет, умрешь и ты.


>Шаршис с несчастным видом удаляется.


МАЛФИ. Единственный еврей, которого я знал, был отвратительным созданием.

ФАРАОН. Это ведь дикое племя из пустыни, в котором проделывают над собой странные анатомические ритуалы?

МАЛФИ. Да. Это подлый и дикий народ. Если бы я был фараоном, я бы не тратил время на этого.

ФАРАОН. Но я должен поговорить с ним. Государь должен знать все. Я хочу расспросить его об этих племенных обычаях. Обкорнать свое достоинство — это, должно быть, ужасно. Неужели вся радость жизни обрывается одним ударом? И, если так, зачем они таким образом себя… обезглавливают?

МАЛФИ. Я буду стремиться обеспечить фараона точными сведениями на этот счет при ближайшей возможности.

ФАРАОН. Может быть, следующий пророк, который так нетерпеливо там фыркает, сможет мне рассказать. Он должен знать что-нибудь полезное — на нем столько грязи. (Хлопает в ладоши. Музыка, которая слышалась тихо и с перебоями, замирает). Приятная передышка подошла к концу.


>Резко входит Шилах, грязный старик, обнаженный, не считая грубой черной рубахи и пояса. Его жесткие черные волосы падают на плечи. Он дико вертит головой, пока говорит; глаза его ярко блестят. Он идет вперед, для порядка кланяется фараону и заговаривает с огромной скоростью, доводя себя до неистовства.


ШИЛАХ. Шилах я, гадальщик. Происхожу из старинного рода гадальщиков. Этому научил отца моего отца отец отца моего отца. А отец моего отца научил этому моего отца, а мой отец научил этому меня, а теперь я говорю тебе это, о фараон.

ФАРАОН. Понятно. Возраст солидный, потому и ценность солидная.

ШИЛАХ (торопливо). Когда я услышал о сне твоем, о государь, долго взывал я к богам.

ФАРАОН. Да? И что они сказали?

ШИЛАХ (падает на колени и кланяется на четыре стороны, произнося).

И склонял я голову на север,
И склонял я голову на юг,
И склонял я голову на запад,
И склонял я голову на восток.

ФАРАОН. Какая удача, что стран света всего четыре.

ШИЛАХ. И зарыл я тело свое в священных песках, чтобы ничего, кроме ноздрей и глаз моих, не оставалось над землей. И, погребенный так, читал я в небесах священные знаки триединства Нетопыря, Вепря и Газели, ведь это священная истина, что Нетопырь, Вепрь и Газель несут свою стражу и днем, и ночью.

ФАРАОН. Лучше бы это и в самом деле было истиной — иначе пришлось бы снова склонять голову.

ШИЛАХ (перебивает фараона и продолжает с огромной скоростью). Нет истины, кроме истины триединства Нетопыря, Вепря и Газели. Тучные коровы — это Египет, а буря, побившая пшеницу — это мир. Египет разрушит мир, как коровы съели пшеницу в твоих снах, и Египет преуспеет, когда другие народы падут.

ФАРАОН. А тебе неизвестно, что ни один народ не может преуспеть, когда остальной мир лежит в развалинах?

ШИЛАХ. Это не моя забота. Я говорю истину, которая открылась мне.

ФАРАОН. Египет — торговая страна. С кем мы будем торговать, если другие народы погибнут?

ШИЛАХ (продолжает, не слушая). Истина Нетопыря, Вепря и Газели говорит, что весь мир станет одним большим Египтом, и что…

ФАРАОН. Хороший у тебя сон, а толкование еще лучше. Очень разумно, что в твоем сне коровы едят пшеницу. А вот в моем сне коровы сошли с ума и не едят пшеницу; они друг друга едят. Но, как я погляжу, это тоже не твоя забота?

ШИЛАХ. Не я говорю это, фараон, но Нетопырь, Вепрь и Газель. (Простирается перед троном).

ФАРАОН. Значит, Нетопырю, Вепрю и Газели отрубят голову вместе со всем их красноречием, а не тебе.


>Малфи ударяет по медной пластине. Появляется палач и утаскивает Шилаха, пока фараон продолжает говорить.


Неужели никто не доставит мне удовлетворения? Я перетрудился, и палачи мои тоже. Скоро они начнут жаловаться. А если они будут жаловаться, мне придется тоже их казнить. Но кто станет палачом для палачей? Я должен найти кого-то, кто истолкует мои сны.


>Входит Шаршис с Иосифом и делает движение вперед.


Еще от автора Барри Стейвис
Человек, который никогда не умрет

Пьеса известного американского драматурга XX века посвящена борцу за права рабочих, профсоюзному деятелю и автору песен Джо Хиллу. Радикальный революционер, агитатор, опасный своим талантом, поэт, чьи песни стремительно разлетались по стране, легенда американского рабочего движения, в 1915 году он был осужден и казнен по сфабрикованному обвинению.


Харперс-Ферри

Пьеса одного из американских драматургов XX века посвящена значительной для истории США личности — белому аболиционисту Джону Брауну, убежденному стороннику насильственного изменения общества. Накануне войны между Севером и Югом он возглавил партизанский отряд колонистов — противников рабства, в результате неудачного рейда на арсенал города Харперс-Ферри был схвачен и казнен.


Светильник, зажженный в полночь

В пьесе одного из наиболее интересных американских драматургов XX века Галилей бросает вызов религиозным догмам, встречает сопротивление церкви и ведет борьбу с невежеством, страхом и унынием.


Светильник, зажженный в полночь, и другие пьесы

В сборник входят пьесы одного из наиболее интересных и значительных современных драматургов США. Творчество Стейвиса отмечено масштабностью и остротой проблематики, выразительностью характеров, актуальностью сценических коллизий. Его пьесы — это драмы идей, здесь обретают голос известные исторические личности — Галилей, Джо Хилл, Джон Браун.


Рекомендуем почитать
Драматург

Пьеса в четырёх сценах .


Годовщина свадьбы

Телевизионная пьеса из журнала «Иностранная литература» №5, 1968.


Один день из жизни жены Эйвери Мэнна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жить

«Жить» - это российская драма на тему смерти и жизни. Фильм режиссера Василия Сигарева представлял Россию в 2012 году на кинофестивале в Роттердаме. Сюжет фильма разбит на три истории, где для каждого героя уготована трагическая участь – гибель самых близких людей. В одной из сюжетных линии у ребенка умирает отец, в другой по жестокому стечению обстоятельств гибнет любимый человек героини, а в третей уж и вовсе ужасная ситуация – женщина теряет сразу двух дочерей-двойняшек. Цель режиссера и смысл фильма – показать зрителю силу потери и силу воли героя.


Игра снов

Пьеса «Игра снов» отличается глобальностью, фаустовской космичностью сюжета. Это одно из наиболее совершенных творений Августа Стриндберга, по его словам, «дитя моей величайшей боли».


О себе

Страна наша особенная. В ней за жизнь одного человека, какие-то там 70 с лишком лет, три раза менялись цивилизации. Причем каждая не только заставляла людей отказываться от убеждений, но заново переписывала историю, да по нескольку раз. Я хотел писать от истории. Я хотел жить в Истории. Ибо современность мне решительно не нравилась.Оставалось только выбрать век и найти в нем героя.«Есть два драматурга с одной фамилией. Один — автор «Сократа», «Нерона и Сенеки» и «Лунина», а другой — «Еще раз про любовь», «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано», «Она в отсутствии любви и смерти» и так далее.