Рассказы и эссе - [53]

Вот и сейчас почти все, к кому обращался ваш корреспондент за деталями, уточняли, к какой дате готовится материал о Мелитоне Кантарии. Ни к какой: герой — он не только в Африке герой, но и в будни. Да еще это был достойный человек, абсолютно феллиниевский персонаж в быту. А сегодня награды получают те, кто водрузил российский триколор над российским же Гудермесом.

Знаменитый Мелитон Кантария, совместно с Николаем Егоровым вознесший над миром знамя мира, был человек из простонародья, востёр на язык и осаживал любого, кто пытался с ним неловко пошутить. Однажды какой-то чиновник громко на публику что-то сказал о Мелитоне: большое ли дело, дескать, — послали и водрузил. Дело происходило в одной из школ. Мелитон вдруг прошагал через плац линейки, взял у пионера знамя, преподнес чиновнику и предложил ему, поднявшись по пожарной лестнице, поставить его над одноэтажной школьной столовой.

— Неудобно, Исидор Гергедава обидится, — растерялся чиновник.

— А на меня тогда Гитлер обижался, — сказал Мелитон.

Возможно, он и оказался в нужный момент в нужном месте, но именно что оказался: с боями прошел весь путь гвардейца до Берлина, и перед этим даже лычки его не удостоили. И вообще на войну не рвался. Поговаривают, что, когда везли на фронт и за окном замелькали последние пейзажи родины, Мелитон выпрыгнул из вагона и сломал ногу. Но родственники поспешили пустить слух, что парень просто выпал из поезда, быстренько залечили его травами, знанием которых Колхида славилась еще во времена мифической Медеи, и отправили на фронт, опасаясь, чтобы Лаврентий Палыч Берия не репрессировал весь клан за дезертирство сородича. И Мелитон Кантария больше не пытался выпрыгнуть из своей судьбы. Рейхстаг был обречен.

Неизбежное знамя было водружено, и Сталину могли отрапортовать, что это сделали русский и грузин. Сталин, хоть и назвал себя человеком русской культуры, которому чужды искрометные кавказские танцы, отлично понимал: факт, что огромную преображенную российскую державу возглавляет нерусский человек, как-то должен быть объяснен. И потому подчеркивалось, что вождь происходит из православного, но древнего и необыкновенного народа. Сам вождь закрывал глаза на то, что Грузия пользовалась негласным статусом эрзаца заграницы: там был элемент частной собственности, дети изучали историю в романтическом обрамлении, а в каждом советском фильме мелькал положительный грузин.

И вдруг оказывается, что Мелитон записан абхазом. Берия всполошился. «Дай сюда паспорт, слушай!» — закричал он. «Не надо, Ляу», — начал было Мелитон, но Лаврентий Берия был неумолим. Кантария в действительности был мингрелом, только родившимся в абхазском селе Бедиа. Впоследствии абхазы его упрекали в отступничестве. Не прощал отца, по слухам, и сын от первой семьи, в которую после войны Мелитон не вернулся.

После войны Мелитон стал снова простым человеком, лишь отягощенным флюсом славы. Властей он сторонился, позже сказал знаменитую фразу: «Эту Звезду Героя я бы поменял на пулю калибра 7,62, которой убил бы Ляу Берию». Он подрядился закладчиком на Ткварчельской шахте. Вскоре пришла «оттепель». Тут его заметил начальник и решил, коль Герой Советского Союза работает простым шахтером, сделать его и Героем Соцтруда. Для этого Мелитону было предложено ровно один календарный год ходить на работу без прогулов. Мелитон выдержал месяц.

А к тридцатилетию Победы сухумский мэр, которому предстояло сопровождать Мелитона на парад, предложил ему пост своего заместителя, разумеется, по патриотическому воспитанию молодежи. Мелитон категорически отказался, сославшись на неграмотность. Расписывался он обычно крестиком, а в более важных документах ставил отпечаток большого пальца, потому что крест подделывать легко. Впрочем, это похоже на очередную байку, потому что Мелитон в 30-е годы закончил четыре класса и расписываться-то могли его научить. Мэр стал объяснять герою, что грамотности и не надо, что ему дадут заместителя, который все знает.

— Если такой человек у вас есть, назначьте его, — сказал Мелитон.

Он дорожил своей свободой и статусом простого человека. Он и в партии не был. Отказался вступать, в очередной раз эксплуатируя свою неграмотность и ссылаясь на то, что не состоял и в комсомоле. В сухумском горкоме лежал его партбилет без подписи.

На параде в Москве он нес знамя вместе с Николаем Егоровым. Выяснилось, что Егоров жил все это время в провинции в забытости и бедности. Мелитон пригласил друга с семьей в Сухум. И вот они сидят в ресторане «Амра». Ресторан представляет собой пирс в море. В застолье выясняется, что Егоров не может добиться от своих N-ских властей инвалидского «запорожца». Мелитон требует телефон. В ресторане его нет. Но не растерялся директор «Амры» и ее неофициальный владелец Хумка Байрамов, более известный как Хума из Сухума. Протянули провод за триста метров из салона «Гигиена». Мелитон позвонил в Тбилиси и вытребовал у главы грузинской компартии черную «Волгу» для своего друга, о чем ему впоследствии пришлось сожалеть: Николай Егоров вскоре разбился. Мелитон пил вино в многочисленных павильонах возле рынка. Чтобы выручить людей, попавших в беду, наезжал в Москву, на прием к Хрущеву, к Брежневу. Иногда он «ногой» открывал дверь к сильным мира сего не совсем бескорыстно. Например, он всю жизнь числился кем-то при мясокомбинате. Надо сказать, что мясокомбинат был такой всемогущей организацией, что сухумские и тбилисские проверки быди ему нипочем. Но бывало, что по какой-то настойчивой жалобе приезжала комиссия аж из Москвы, от КГБ. Тут-то все недостачи «вешали» на нашего Мелитона. Однажды по такому случаю он съездил в Москву и попал к Косыгину. Объяснил, что на него «навесили» пять миллионов. Уточнил, что не пенициллина, а рублей.