Простая милость - [30]

— Пусть остается, — сказал я.

Гас пожал плечами.

— Тогда ладно. Идем, Фрэнки.

Он развернулся и зашагал к Дойлу, который ожидал возле открытой передней дверцы серого «студебеккера», припаркованного у самого тротуара.

Джейк схватил меня за руку.

— Не х-х-ходи, Фрэнк.

— Почему?

— У меня п-п-плохое предчувствие.

— Не бери в голову. Все будет хорошо. Иди домой.

Я стряхнул с себя его руку и залез на заднее сидение «студебеккера».

Дойл отъехал от тротуара, Джейк наблюдал за нами из-под навеса. Гас ударил кулаком по приборной доске и сказал:

— Ребята, сегодня мы повеселимся!

Сначала мы остановились у киоска под вывеской «Фейерверки Свободы», установленного на пустыре через дорогу от автозаправочной станции «Texaco». У киоска толпилось множество людей. Дойл приветствовал их по имени и пожимал руки всем вокруг, а перед уходом сказал:

— Надеюсь, к пятому июля пальцы у всех останутся целыми, — и засмеялся.

Гас и Дойл накупили кучу фейерверков, продавец разложил их по двум большим бумажным кулькам. Потом Гас повернулся ко мне и спросил:

— А ты чего хочешь, Фрэнки?

Я поглядел на коробку с М-80 — довольно мощными петардами, из-за которых как раз-таки можно было лишиться пальцев. Отец ни за что не разрешал мне их покупать. Я ткнул пальцем в коробку и сказал:

— Одну такую.

— Не думаю, что Натан одобрит, — усомнился Гас.

— Плачу все равно я, — вмешался Дойл.

Он вытащил из коробки пригоршню петард, швырнул деньги на фанерный прилавок, и мы ушли. Мы сделали еще одну остановку в винном магазине, где Дойл купил несколько банок пива, а потом свернули к Сибли-парку, что у реки, неподалеку от города. Он был буквально в нескольких ярдах от дома Брандтов, и когда мы проезжали мимо, я увидел Ариэль, сидевшую на веранде вместе с Эмилем. В руках она держала какие-то бумаги, я решил, что сестра работает над его мемуарами. Лиза поливала из шланга цветы возле изгороди. На ней были парусиновые штаны, зеленая майка, широкополая соломенная шляпа и садовые перчатки. Выглядела она почти красивой. Никто из них не обратил внимания, что я промчался мимо на дойловом «студебеккере». В парке были футбольное поле и детская площадка с уродливыми металлическими сооружениями — рукоходом, высокой горкой, тремя качелями и ржавой каруселью. В жаркий летний день о них можно было обжечься. На лужайке, которую никогда не поливали, из-за чего к концу июля она совершенно засыхала, стояло несколько облупленных столиков для пикника. Когда «студебеккер» Дойла въехал на посыпанную гравием стоянку, других машин там не оказалось, в парке было пусто. Мы вылезли, и я пошел по пожухлой траве за двумя взрослыми мужчинами. Направляясь к реке, они пересекли железнодорожные пути, проходившие через парк, миновали тополя и оказались на длинной песчаной отмели, где старшеклассники иногда жгли костры и пили пиво. Тут и там на песке виднелись обугленные кострища, похожие на черные болячки. Дойл и Гас поставили кульки, набитые фейерверками, в тени тополей. Гас вытащил из кармана открывалку и проделал несколько дырок в пивной банке, которую подал Дойлу. Потом продырявил банку для себя. Они сидели, пили и разговаривали, а я сидел рядом и гадал, когда же начнется веселье.

Разговаривали они о бейсболе. Начинался первый сезон для «Близнецов из Миннесоты», год назад называвшихся «Вашингтонскими сенаторами». Имена Хармона Киллебрю, Боба Эллисона и Джима Лемона были у всех на устах.

— Ты что скажешь, Фрэнки? — обратился ко мне Дойл. — Думаешь, у Миннесоты будет приличная бейсбольная команда?

Вопрос Дойла меня озадачил — немногие взрослые интересовались моим мнением. Я попытался ответить как можно вдумчивее.

— Да. Запасные питчеры у них слабоваты, зато бэттеры сильные.

— Это точно, — сказал Дойл. — Гас говорит, что ты сам хороший бейсболист.

— Вполне себе, — ответил я. — Довольно неплохой бэттер.

— Играешь в команде?

— Нет. Только дворовые игры на Равнинах.

— Хочешь стать бейсболистом, когда вырастешь?

— Навряд ли.

— А кем? Проповедником, как твой папаша?

Сказав это, он засмеялся — как будто быть священником забавно.

— Его отец хороший человек и отличный проповедник.

— А фейерверков боится, — ухмыльнулся Дойл.

Я удивился: откуда он узнал, но, взглянув на Гаса, сразу все понял.

— Это из-за войны, — сказал Гас. — У многих такое бывает.

— Но не у нас с тобой, — ответил Дойл.

— Все люди разные.

Дойл отхлебнул пива и заключил:

— У некоторых просто кишка тонка.

— Не у Капитана, — сказал Гас, и в его голосе послышалась злость.

Дойл уловил это и ухмыльнулся.

— Ты до сих пор зовешь его Капитаном. Почему?

— Таким я узнал его впервые. Отличный был офицер.

— Да? — Дойл хитровато подмигнул. — Я слышал, он малость тронулся.

Гас взглянул на меня и сказал:

— Ты слушаешь чересчур много сплетен, Дойл.

Тот усмехнулся.

— Возможно, но благодаря им я многое знаю, Гас. Ведь я многое знаю.

Гас перевел разговор на политику, они принялись обсуждать Кеннеди, а я стал думать о фейерверках, лежавших в кульках, и особенно о большой петарде М-80 — той, что предназначалась мне. Вдруг я услышал, что разговор вертится вокруг предмета, имеющего ко мне самое прямое отношение.