Меня зовут Саймон Конолли. Думаю, вы все уже в курсе, что произошло с моим сыном Джейком. Последнее время в новостях только о нем и твердили. Вот только сына моего вы совсем не знаете. Да и меня тоже.
Если честно, до сих пор не могу понять, почему я остался в нашем доме… Мне сейчас всё в тягость: даже чтобы со стула подняться, требуются неимоверные усилия, а уж до двери порой и вовсе не дойти… Но я не сдаюсь. Я должен бороться со своим бессилием, должен заставлять себя делать хотя бы элементарные вещи, иначе мне не выжить.
Итак, я все-таки вышел на крыльцо. Нежные лучи солнца ласкают мои впалые щеки. В воздухе уже пахнет весной, хотя зима еще не отступила. Самая беспросветная зима в моей жизни. Я иду по дорожке, поддавая ногами прошлогодние листья, и их шорох вдруг отдается в сердце пронзительной болью, напоминая о том, что произошло совсем недавно, о том, чего я до конца так и не осознал.
Случившееся сломало меня, парализовало волю, лишило способности думать не только о будущем, но даже о сегодняшнем дне. Вот сейчас я намерен дойти до почтового ящика и достать газеты. Эта простая задача создает иллюзию цели и требует от меня полной сосредоточенности. Мне не нужны газеты. Я не жду писем. Это просто безнадежная попытка вернуться к реальности, следуя ежедневной рутине. «Иди, проверь почту, — говорю я себе, — как раньше, как ты делал это всегда»…
Меньше всего я ожидал, что сиреневый конверт, который я извлек со дна почтового ящика в тот день и, не читая, оставил на столе в столовой, подарит мне потом такой яркий проблеск надежды.
Письмо было адресовано моему сыну Джейку…
ГЛАВА 1
Джейк. За восемь месяцев до рождения
Всё началось с решения, полностью перевернувшего мою жизнь, и самой потрясающей новости; вернее, сначала я узнал новость, а потом уже принял решение.
В один из тех серых февральских дней, когда невольно жалеешь, что рождественские праздники прошли, а соседи уже поснимали нарядные гирлянды с домов и деревьев, в моем офисе раздался телефонный звонок. Звонила жена.
— Я сделала его, — сказала она.
Я понял, что Рейчел имела в виду тест на беременность. В фильмах в таких случаях женщины обычно произносят: «Милый, я должна тебе кое-что сообщить. Лучше присядь». Но мы с Рейчел на тот момент были женаты уже пять лет, не считая трех лет совместной жизни до брака. Я не говорю, что за все это время научился разбираться в месячном цикле супруги лучше, чем она сама. Просто в реальности подобные новости оказываются для мужей гораздо меньшим сюрпризом, чем считают киношники.
— И? — спросил я.
— Радоваться пока рано! — с усмешкой произнесла жена.
Я прокашлялся, собираясь невозмутимым голосом выдать что-нибудь остроумное, но получилось лишь жалобное:
— Ну говори же, а то у меня сейчас сердце из груди выскочит!
— Опять клише! — подколола меня она.
Рейчел — единственный человек, кому я когда-то признался, что в глубине души лелею мечту о карьере писателя. Еще в колледже на факультативе по английскому она считала своим долгом постоянно критиковать мой слог, при этом неустанно поддерживая меня в моем намерении. Она даже накупила мне разных пособий вроде «Как написать гениальный роман», а на День Святого Валентина подарила модную перьевую ручку.
— Ладно, один-ноль.
— Слушай, не хочу обсуждать это по телефону. Может, пообедаем вместе?
— Прекрасная идея. Куда пойдем?
Я-то всего лишь хотел узнать, стану отцом или нет, но после предложения совместного обеда было нетрудно догадаться, какие именно новости меня ждут.
— Давай сходим в то пафосное местечко, в «Голубой берег»! Тебе удобно в полдень?
— Вполне! Встретимся в ресторане. Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Саймон. И я беременна. — Рейчел повесила трубку.
Очень хотелось сразу же перезвонить ей и обсудить потрясающую новость, но я знал, что этот номер не пройдет. У моей жены есть четкое представление о том, как всё должно быть обставлено, в хорошем смысле этого слова. События такого масштаба обязаны сопровождаться изысканной трапезой и обсуждаться приглушенным тоном в окружении роскоши и изобилия.
Нет, Рейчел вовсе не хотела устраивать из своей беременности шоу, просто она, как хороший художник, мазок за мазком накладывала краски на холст наших общих будущих воспоминаний. И я был только «за».
* * *
У нас, в Уилмингтоне, штат Делавэр, ресторан «Голубой берег» считается самым модным местечком. Искушенным жителям Нью-Йорка или Чикаго он, наверное, показался бы обычным заведением средней руки, но в нашем городке явно выделялся из массы семейных итальянских забегаловок и сетевых ресторанчиков, которым отдавала предпочтение большая часть местного населения. «Голубой берег» и выглядел совсем не по-уилмингтонски: минималистический дизайн и насыщенная, но при этом сдержанная цветовая гамма. Мужчины и женщины в строгих деловых костюмах сидели за столиками парами. Некоторые, склонившись друг к другу, под мягкие звуки музыки, льющейся откуда-то сверху, из спрятанных под потолком колонок, обсуждали вопросы любви и денег; другие же, откинувшись на стульях, оценивали остальных посетителей на предмет того, кто что из себя представляет.
