Профессор Влад - [85]

— Ты звони, не пропадай, слышь!.. — было последнее, что я услышала, захлопывая за собой дверь.

В общем-то, я с удовольствием бы с ними посидела… Вынужденная неподвижность сыграла с Владом злую шутку, вызвав нестерпимый трудоголический зуд: не успев ещё толком очухаться, он выцыганил у медсестры Лины тетрадку — и теперь скрупулезно что-то в ней кропал, зафиксировав спинку кровати в положении «сидя». Кровать его, надо сказать, была настоящим чудом инженерной мысли, позволяя больному самостоятельно приподниматься на постели, регулировать градус наклона — и даже пользоваться судном, которое больше напоминало биотуалет новой волны. Освоив эту нехитрую премудрость, независимый Влад вконец зазнался — и перестал заискивать перед молоденькими сестричками, которые и так принуждены были уважать почтенного профессора, дважды кандидата наук, протеже «шишки из министерства чего-то там», чьё звание тут, как и у нас на факультете, боялись произносить даже шёпотом… В общем, работать здесь Владу было гораздо приятнее, чем в собственном кабинете, где, по его словам, «вечно стоял шум и гам и не было отбою от посетителей».

Но тут смотрю — что-то мой Влад задумался, забросил уже почти готовую статью — и целыми часами напевает что-то под нос, глядя в пространство и даже не замечая, что забытая тетрадка давно соскользнула с одеяла на пол; с любопытством заглянув туда, я увидела, что страницы испещрены какими-то графиками и линиями, добрую часть которых Влад успел испохабить, украсив игривыми цветочками и детальными изображениями обнажённого женского тела. — Вот так-так, Влад! Почему не работаешь?..

В ответ он сварливо заявил, что я «ни хрена не понимаю» и что он «нашел ключ». Какой еще ключ?.. От чего?! Не «от чего», а «к чему»: к психологической адаптации аутиста. Ну хорошо, допустим… И в чем же он заключается, этот ключ?

— В половом созревании! — торжественно провозгласил Влад, уставив палец в потолок.

Как так?.. А вот так, — и тут Влад, к моему ужасу, понёс какую-то несусветную медико-психологическую околесицу. Как известно, заявил он, отправной точкой в развитии психического заболевания часто оказывается половое созревание пациента («то есть, — сострил он в своей излюбленной манере, — момент, когда больной осознаёт, что ему нравятся девочки или мальчики или собачки, ну, на худой конец, покойники и проч. и проч.»), — что связано, по-видимому, с общей перестройкой организма, а также с обострением душевных переживаний, которые, как известно, в эту критическую пору достигают пика: все они, в особенности негативно окрашенные, способны в одночасье низвергнуть подростка в чёрную яму безумия. Впрочем, возможен, хоть и редко, обратный вариант, когда сильное увлечение, оказавшись счастливым, провоцирует наступление ремиссии — периода просветления тож. Таков, к примеру, ваш уникальный случай, Юлечка, в котором спасительную роль объекта влечения исполняет так называемый названый брат…

— Господи, Влад!..

… — Да-да, не отпирайтесь, мне всё известно. Вы были безумно влюблены друг в друга и ясное дело чем занимались — а, скорее всего, занимаетесь и теперь…

— Влад!!!

— Кстати — что это у вас на шее болтается? Вы давно из провинции?

То были всего-навсего бусы — те самые, голубого стекла, до сих пор нежно мною любимые. Обиженная, возмущенная, я тут же бросилась на их защиту: первые детские воспоминания, ностальгия, талисман… Холодно приподняв седые брови, профессор заметил:

— Ну, значит, родители провинциалы.

Не знаю, не знаю, по-моему, Воронеж — крупный индустриальный центр. А Влад меж тем продолжал:

— Я всё-ё-ё знаю! Вам так здорово с этим вашим peace-door-ball’ом, что механизм адаптации запускается аУтоматически… Не думайте, я не ревную — мне просто интере… Я просто хочу написать работу — хорошее, добротное, зрелоеисследование; оно, несомненно, принесёт мне известность в очень широких научных кругах. Только уговор: я должен знать все пиковые моменты этой дивной, очаровательной, романтической любовной истории — все, все до мелочей, от начала до конца. Я профессионал. Вы ведь поможете мне, Юлечка?

— В хронологическом порядке? — обречённо спросила я.

— Зачем в хронологическом? Пусть воспоминания текут свободно! Помните нашу виртуальную переписку?..

«Помнить-то помню, — хотелось ответить мне, — да вот только ты, приятель, с тех пор сильно сдал. А вообще — чем бы дитя не тешилось…» По горькому опыту — ужас и боль той ссоры ещё жили во мне — я знала, что профессору, когда ему что-то втемяшилось, лучше не перечить. Да и жаль было старого чудака, прикованного к постели и надолго, если не навсегда, лишённого житейских радостей — если не считать двух-трёх завалявшихся в тумбочке порнокассет, которые, впрочем, давно утратили для него былой интерес. Чтобы хоть немного развлечь его, я готова была в лепешку расшибиться.

Вот почему в тот же день я завела себе толстую «общую» тетрадь — и послушно ударилась в мемуаристику, избегая разве что тех эпизодов, которые, как мне казалось, могли причинить исследователю боль. Первый же невиннейший экскурс в прошлое имел такой успех, что пришлось позвать на помощь старшую медсестру Валю, которая и добила измученного профессора, вкатив ему несколько кубиков успокаивающего.