Профессор Влад - [84]

Но я зря боялась. Профессор смотрел на меня очень ласково — я и не подозревала, что у него бывает такой взгляд: смотрел, молчал, потом так же молча взял мою руку, всё ещё комкавшую ненужную салфетку, и поднёс к губам…

Тут я со стыдом почувствовала, что мои глаза наполняются слезами — но, всё ещё боясь произвести лишний звук или движение, не стала смахивать их, а только медленно, осторожно протянула руку и отвела со лба Влада непокорную седую прядь… От слёз лицо его расплывалось в моих глазах; но я всё-таки успела увидеть, как он грустно улыбнулся, прежде чем сказать — необычно тихим голосом: — Спасительница моя… — и вот тут-то и разревелась, уронив салфетку и упав головой Владу на грудь: я уж и забыла, когда он в последний раз говорил мне что-то нежное.

6

Мой названый брат Гарри, в прошлом году закончивший МГИПУ с отличием (насплетничаю вам, коллеги: он попросту купил себе красный диплом, так и не дождавшись выхода Игруновой из декрета), свою альма-матер, однако, не забыл — и навещает нас не реже раза в неделю. И то понятно: здесь он как бы VIP-гость закрытого клуба. Кафе «Пси» по-прежнему охотно предоставляет ему кредит. Турагентство «Психея» делает 50%-ную скидку за регулярное снятие порчи с гендиректора. Лидеры Космического Братства, куда мой брат вступил ещё зелёным первокурсником, не так давно присвоили ему звание Старшего Космобрата — почти недосягаемая ступень, дающая право на все корпоративные блага: поездки на заграничные семинары, прокат лимузина, участие в культовых празднествах-оргиях и прочее… В общем, есть где попастись и что пощипать. А тут к нему возьми да и воспылай страстью секретарша Людочка — хранительница факультетских тайн и подробного досье на преподсостав. Тем, кто знает моего брата, не нужно объяснять, какими последствиями грозил этот роман.

На мне они сказались очень скоро. Решила я как-то съездить на лекции — совесть заела, даром что Карлова, у которой я теперь ходила в любимицах, обещала мне «автоматы» за весь триместр. Нежно прощаюсь с Владом, добираюсь до факультета, открываю дверь, миную холл, захожу в гардеробную — и только-только пристраиваю видавшую виды дубленку на ржавый крюк, как внезапно чьи-то руки, словно дразня, зажимают мне глаза… По запаху дорогого одеколона я сразу узнала имя — однако назвать его не спешила: холодные жёсткие пальцы жали на мои веки с такой безжалостной и лютой силой, что я, зная за собой грех, отлично понимала — здесь имеет место отнюдь не милая шутка.

— Ну, Гарри, отпусти! — Последнее, очень болезненное нажатие — и я свободна, только перед глазами всё ещё стоит неприятная пелена.

— Я слышал, мы подались в сёстры милосердия, — тихо и вкрадчиво проговорил Гарри, чьё нечёткое, расплывчатое лицо, белым пятном маячившее над чёрным пятном костюма, уже начинало странно пошевеливаться снизу. — К чему бы это?..

Плотная стена курток, шуб и пальто надежно отгораживала нас от внешнего мира, скрадывая все посторонние звуки.

Я даже не стала уточнять, от кого это он «слышал». Ясное дело. Отпираться было бессмысленно, и я предпочла, недолго думая, перейти в наступление:

— А что ты мне делать прикажешь?! Он — мой научный руководитель. Не все же такие богатые — дипломы покупать!..

Ход был сильный: он сработал. Почти сфокусировавшееся лицо фокусника злобно задёргалось — он ненавидел, когда ему напоминали об этом проколе, единственном за всю его ученическую жизнь. Но тут же усилием воли замаскировал тик под обаятельную светскую улыбку — и лишь когда мы вышли из гардеробной, счёл нужным сделать маленькое назидание: не стоит, мол, пропадать так надолго, а то Славик начинает нервничать. — А ты сама знаешь: когда этот придурок нервничает, дело может кончиться плохо…

Он зря беспокоился. К Славке на Ленинский я заезжала не далее как вчера — и осталась очень довольна визитом. Ещё с лестницы я услышала доносящийся из недр квартиры гогот и гвалт, — но звонок не сработал и я открыла дверь своим ключом. Очутившись в прихожей, мигом оценила волшебное перевоплощение «гнёздышка» — стало даже чуть-чуть жаль, что не придется в нём пожить. Ну, а когда заглянула в комнату, то и вовсе пришла в восторг. Настоящий евростандарт! Белые с золотой искоркой обои, встроенные шкафы-купе, стеклопакеты, ковролин… А в самой серёдке неузнаваемого, осовремененного пространства — уютный пикничок: расстеленная на полу газета ломится от закуски, тут же икеевские цветные стаканы, кока-кола и несколько бутылок «Московской». А вокруг — веселая компания: четыре здоровенных лба — и, так сказать, роза среди навоза: белесенькая, маленькая, хрупкая, с мышиным хвостиком на затылке…

Моё появление было встречено ликующим воплем в пять глоток; Ирочка помахала мне ладошкой, — а облапивший её Славка, поняв, наконец, кто пришёл (спьяну-то и сослепу он не сразу узнал меня), заорал: — Юлька!.. Сколько лет, сколько зим!.. Давай к нам!.. — Его друзья взирали на меня с выражением детского восторга на лицах. Увы — на остаток вечера у меня были совсем другие планы (Влад просил вернуться пораньше), и я, извинившись, попрощалась, так и не успев посмотреть, во что превратился санузел, — и сильно подозревая, что такой возможности мне больше не представится.