Профессор Влад - [82]

Впрочем, кое-что я могла для него сделать. Как раз у моих ног — я только что это заметила! — лежала шапка, видимо, откатившаяся при падении; я наклонилась и осторожно, двумя пальцами подняла её, думая переместить поближе к владельцу и тем самым совершить акт гуманизма. Новенькая, добротная каракулевая папаха, сшитая, похоже, на заказ; бомжи таких не носят…

Тут я уже по-иному посмотрела на шевелящуюся у столба бесформенную тёмную массу — которая, впрочем, не была уже ни тёмной, ни бесформенной, с каждой секундой обрастая чёткими деталями: снег, приставший к драпу; слипшиеся на затылке, почерневшие от крови седые клочья; скрюченные в судороге пальцы… Когда я медленно подошла, держа в руках шапку-вестницу, они оказались тоже окровавленными. Испачкал или поранился?.. Не могу разглядеть… Я заглянула ему в лицо: младенчески-бессмысленные, тусклые глаза притаились, как моллюски, под красными слезящимися веками… на дряблом подбородке оледенела тягучая струйка слюны… кончик носа с торчащим из него седым волосом побелел от холода… мокрые синие губы дрожат… у старика уже нет сил плакать…

Опустив шапку на лёд, я протянула ему руку, другой уцепившись для верности за ржавый столбик. Влад судорожно ухватился за неё, ничуть не удивившись моему неожиданному появлению из ниоткуда — думаю, впрочем, он ничему уже не удивлялся; но первая же моя неловкая попытка поддёрнуть его кверху вызвала у старика истошный вопль на унизительно-высокой ноте — и он, разжав пальцы, рухнул оземь, стеная и воя от боли.

Спустя миг и я уже катилась на заду по скользкому тротуару, обжигая бессильные ладони о стремительную земную гладь и заботясь лишь о том, чтобы не вылететь на проезжую часть… Бац!.. Это я со всего маху въехала копчиком в бордюр; во рту тут же стало железно и горло заморозило, как наркозом. Очухавшись, я первым делом скосила глаза в сторону Влада — как он там?.. Но тот лежал неподвижно, мёртвым эмбриончиком свернувшись вокруг столба, и, казалось, уже не дышал.

С трудом подковыляв к нему, присела на корточки и заглянула в подгнившую сердцевинку. Нет — жив и даже моргает. Крохотное, с кулачок, желтоватое личико сморщилось в отвратительной животной гримасе: точно такая же, вспомнила я, появляется на лице Влада в минуты острого наслаждения, — но сейчас это, безусловно, боль. Тут-то я и поняла, что дело куда серьёзнее, чем может показаться.

Автомат обнаружился на стене супермаркета. Пока я набирала заскорузлыми пальцами «03», пока сбивчиво диктовала адрес происшествия, сжимая трубку в кровоточащих ладонях, во внешнем мире происходили неконтролируемые перемены: подошел, наконец, трамвай (на сей раз я и не думала его догонять!), выпустил из своих недр пожилую даму в чёрной шубе, постоял ещё немного, уехал, — а на его месте вдруг оказалась… нет, не «Скорая» — милицейская машина; я еле успела вернуть трубку на рычаг и броситься на защиту окоченевшего полутрупа, чью скрюченную спину как раз в этот миг собирался выпрямить ударом ноги суровый страж порядка. Услыхав, что лежащий перед ним «бомж» — почтенный профессор (дважды кандидат наук, автор множества научных работ и монографий и тэдэ и тэпэ), товарищ сержант почтительно козырнул, но не ушёл — и трогательно оберегал нас вплоть до того момента, как долгожданная «карета» припарковалась в двух метрах от поверженного тела. Низкий, животный, полный нечеловеческой муки вопль, что секунду спустя был исторгнут из него опытными руками врачей, заставил доблестного стража устыдиться своей недоверчивости — и он, повторно извинившись, впрыгнул в свой «Москвич» и укатил восвояси.

Перелом шейки бедра. Шансы — 50/50. Безумолчно воющего, ревущего как зверь Влада ловко приподняли, уложили на носилки и (не без моего трепетного участия) погрузили в спасительный «микробус»; едва я, присев рядом, взяла его за руку, как бедняга вырубился — я так и не поняла, потерял ли он сознание от боли или же его попросту разморило от блаженного тепла; а, может, и то и другое?..

Как бы там ни было, приключения продолжались. Едва переступив порог *-й городской больницы, куда нас домчали с ветерком, я, содрогнувшись, сказала себе, что никогда, ни за что на свете не оставлю Влада здесь, в этом жутком месте, где полновластно царит смерть и сами стены — казенные, изжелта-серые, мрачные! — насквозь пропитаны запахом страдания, мочи, лекарств, гниющего тела и безысходности… Уважаемые коллеги, гляжу, заулыбались, решив, что я заразилась от Гарри манией величия и ложным ощущением собственного всемогущества. А вот и нет! Всё и впрямь улаживалось, как по мановению волшебной палочки: прямо из приёмного покоя, плюя на неодобрение снующих вокруг специалистов, я позвонила в деканат, где после недолгой уютной неразберихи меня соединили с Елизаветой Львовной. Умница-тётка, не успев дослушать мой сбивчивый рассказ, всё поняла — и заорала в трубку, что я молодец, и что она, Карлова, сию же секунду поставит на уши всё Министерство Здравоохранения — а заодно, на всякий случай, и Образования!.. Не знаю, удалось ли ей выполнить угрозу буквально, но спустя полчаса нежно-фисташковый микроавтобус со мной и Владом в качестве начинки уже плавно въезжал в ворота Центра Современной Геронтологии; на мой взгляд, это было справедливо — некогда Центр погубил его, теперь же — я верила! — должен был исправить свою ошибку.