Правила склонения личных местоимений - [44]

Черт, надо было догадаться! Надо было сразу догадаться, о чем пойдет речь на этой встрече! Конечно, Веригин взасос целовался с Мироновой! Это же значит, что они спят вместе! Нет, вывод-то правильный — тут учителей упрекнуть не в чем. Но теперь же обязательно надо прочесть курс лекций о половом воспитании. Конечно, Веригин ведь дурак у нас несмышленый, не знает ни фига, какую опасность таит в себе Наташа Миронова.

— Ну и? — морщусь я.

— Что «ну и»? — негодует Юля.

— Что тебе еще рассказали? Давай, выкладывай!

— У вас серьезно с этой Мироновой? — вздыхает Юля.

Я вижу, что она искренне переживает за меня, но не могу нормально реагировать на такие беседы.

— У меня серьезно, — отвечаю. — У нее не знаю.

— У вас что-то было с ней?

— А что тебе сказали в школе?

— Ром, не передергивай! — Юля прониклась не на шутку.

— Я не передергиваю, — говорю. — Просто интересно, жуть!

— Я просто переживаю за тебя, Ромка… — продолжает Юля.

— Не переживай, — не даю договорить я. — Я знаю, что у нее ВИЧ. И, поверь, я очень хорошо знаю, что это такое. И, да, у нас все было. И будет еще не раз, надеюсь.

Все-таки хорошо, что Юля не читает мне лекцию о половом воспитании. Все-таки хорошо, что Юля все знает о моем половом воспитании. Собственно, она им какое-то время и занималась.

19

Когда на следующий день Ольга Афанасьевна вновь видит, как мы целуемся и обнимаемся с Наташей прямо на глазах у изумленной толпы старшеклассников, она подзывает меня к себе и отводит в сторону.

— Рома, ты с сестрой говорил? — мягко спрашивает она.

— Говорил, — отвечаю.

— И что?

— А что?

Тут Ольга Афанасьевна понимает, что беседа пошла не по тем рельсам и сейчас имеется шанс что она вообще уедет не в том направлении, поэтому, как опытный стрелочник, наша класснуха жестко берет ситуацию под контроль.

— Я просто хотела поговорить с тобой о Наташе Мироновой. — осторожно и как-то неуклюже произносит она.

— А что о Мироновой разговаривать! — тут же вступаю я. — У нее ВИЧ, и вы сами сказали, что через поцелуи это не передается.

Ольга Афанасьевна хочет что-то вставить. Что-то важное, по всей видимости, потому что очень уж много воздуха она набирает в легкие. Ну а пока она собирается духом, я нарушаю весь ход ее мыслей.

— А если вы посоветовать что-то хотели, так не переживайте, мы предохраняемся, — делаю небольшую паузу, чтобы насладиться обезумевший от моего откровения классной руководительницей, и продолжаю. — И, вообще, не лезьте к нам. Не лезьте в наши отношения. И без вас желающих слишком много.

— Я смотрю, ты такой умный, Веригин… — отвечает Ольга Афанасьевна.

После этого следует долгое и раздражающее молчание. Просто, когда учителя не знаю, что сказать, они обычно для начала выдают именно это свое «Ты такой умный». Потом — многоточие, вздох, глаза в потолок и, как правило, не менее содержательное продолжение. Однако Ольга Афанасьевна зависает на стадии «глаза в потолок». Черт, думаю, если она так простоит еще секунд десять, я не смогу сдержать смех. Но она все же выходит из ступора. Правда, не говорит ничего — только рукой на меня машет и уходит.

Короче, что-то меня напрягает вся эта ситуация с заботой о моем половом воспитании. А тут еще Наташа вдруг выдает:

— Ром, пойдем сегодня ко мне после школы? Мама обед приготовит.

И я, наивный парень, не подозревая подвоха, с радостью соглашаюсь. До того, как Ксюшку из садика забирать, у меня есть время. И вместо того, чтобы убивать его непонятно как, я лучше проведу его с Мироновой. Это понятное дело. Но что-то я расслабился. Механизм под названием «Спасем Веригина от Мироновой» уже запущен, и теперь только ленивый в нем не поучаствует.

Мы приходим к Мироновой домой, и почти сразу ее папа уводит меня на кухню. Главное, я еще удивился, чего это он дома. Главное, Наташа голову опустила, когда он меня позвал, глаза спрятала, и как будто ее и нет тут.

А для меня все эти разговоры с отцами — просто ужас. И не то чтобы я так уж часто разговариваю с отцами. Я просто не знаю совершенно, как с ними разговаривать. Ну в самом деле, у меня опыта в этой сфере крайне мало. Я же рос без отца. Да, без отца, майор-то ко мне никакого отношения не имеет. У нас все поколение такое: кого ни возьми, у всех с отцами проблемы. И хорошо еще, если совсем нет и не было, а то ведь, какой-нибудь неудачный пример крутится всегда перед глазами, маячит как назойливое насекомое. Или еще хуже, такая дрянь, как мой майор попадется, тогда, вообще с примером не повезло. А если с примерами в наше время такая напряженка, то приходится модель поведения вырабатывать самому. Вот я и вырабатываю. Не знаю, как там у меня получается, но к разговору с Наташиным папой я точно не готов. И он еще так со мной, почти официально:

— Роман, я бы хотел с тобой серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной.

Вот тут я по-настоящему напрягаюсь. Стою перед ним, киваю, а сам почему-то догадываюсь уже, о чем речь пойдет. Конечно, это же тема номер один. Это же теперь просто самый важный вопрос: «Что у нас с Наташей»?

— Я рад, что вы с Наташей дружите, — начинает он издалека. — Ты хороший парень, но…

— Я знаю все, — перебиваю. — Я же не дурак.