Правила склонения личных местоимений - [43]

— Ром, — мягко, почти влюблено начинает Семенова, — ну что ты, в самом деле, что у нас в классе, нормальных девчонок что ли нет?

— Ты сейчас кого имеешь в виду? — пытаясь изобразить заинтересованность, спрашиваю я.

— Миронову! — раздраженная моим непониманием, отвечает Аня.

— Миронова-то как раз нормальная. А ты о чем?

— Ну, она же больная! С ней все равно тебе ничего не светит! — объясняет Семенова.

— Это ты больная! — уже грубо отвечаю я. — Да вы все больные на голову!

Я разворачиваюсь и хочу уже уйти, но Семенова останавливает меня.

— Да погоди ты, Ром! — настаивает она.

И вот, мы уже снова стоим напротив друг друга и, вроде как, снова собираемся о чем-то говорить. И тут Семенова выдает:

— Ты мне просто нравишься очень! Серьезно, Ром.

Вот это новости! Вот это заявления! Я от неожиданности чуть не падаю. И Аня еще так смотрит, вроде как, я сейчас должен все бросить, на колени перед ней упасть и благодарить за это трогательное признание. Я, конечно, еще в прошлом году что-то заподозрил. Смотрел на Семенову и думал: что-то не так с ней, как-то уж она слишком вытягивается, когда я мимо прохожу, как-то слишком заметно на меня внимания не обращает. Да уж! Но чтобы вот так, прямо «ты мне нравишься очень» — это, Аня, перебор. Это ты свою самооценку до крайности довела.

— Ань, ты успокойся, — пытаясь изо всех сил сдерживать смех, отвечаю я, — таблетки, может, попей какие-нибудь. Не надо так бурно фантазировать.

И я, наконец, ухожу, не могу больше терпеть этот бред и возвращаюсь к Мироновой. Мы быстро идем ко мне. Вот ведь, нравлюсь я Семеновой, оказывается, ну ты подумай!

18

На следующий день после душещипательного признания Семеновой происходит что-то совершенно выбивающееся из таблицы нормальных событий. После уроков Ольга Афанасьевна подзывает меня к себе и говорит, что хочет завтра видеть моих родителей. И так она строго это говорит, что у меня мозг закипает. Потому что я судорожно начинаю вспоминать, что же такого натворил, что же сделал опять, чтобы вызвать гнев учительского состава. И как назло, за последние несколько дней самым вопиющим поступком с моей стороны было отшить Семенову. Но не из-за внезапно проснувшихся чувств Анечки же классная теперь вызывает моих родителей. Да и родителей-то у меня толком нет, но все же интересно, с чего бы.

— А что я сделал-то? — спрашиваю.

— Ну, почему же сразу сделал, Рома! — очень добродушно и как-то чересчур радостно заявляет вдруг Ольга Афанасьевна.

— Потому что фраза «я хотела бы завтра увидеть в школе кого-то из твоих родителей» обычно всегда идет после того, как я что-то сделаю.

Класснуха улыбается. Снова как-то чересчур, а потом говорит, что просто хочет пообщаться.

— И желательно с мамой. — мягко добавляет Ольга Афанасьевна.

Все, думаю, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны. Приехали, то есть, конечная. С мамой ей хочется поговорить. То есть, прямо какие-то дружеские женские беседы они собираются что ли вести! Как же помягче объяснить милой заботливой учительнице, что моя мама не совсем в том состоянии, которое располагало бы ее к такого рода разговорам.

— Мама к тете уехала в Мурманск. — вру я. — На неделю. Так что, может, я сестру попрошу, и она придет?

— А кто же с маленькой у вас сидит? — растеряно спрашивает Ольга Афанасьевна.

— Ну, сестра и сидит.

— Хорошо. — наконец, после минутного раздумья, соглашается классная. — Пусть сестра придет.

После школы я звоню Юле и объясняю ситуацию. Я говорю, что совершенно не представляю, о чем пойдет речь, и поэтому, скорее всего, ей придется импровизировать.

На следующий день вечером Юля идет в школу. Причем, бросает какие-то свои дела и идет в школу. Нет, все-таки я ей нравлюсь. Определенно. Пока она выслушивает неведомые мысли и соображения нашей классной, я решаю подождать неподалеку. Точнее, просто стою все это время за углом дома напротив и курю практически без остановки. Наконец, звонит мобильник. Это Юля, и голос у нее такой серьезный, такой озабоченный. Я прямо сам начинаю верить, что она моя старшая сестра. Я даже поверил бы, что она моя мама, если бы она не была так молода!

— Ты где, Рома? — строго спрашивает Юля.

— Здесь. — отвечаю.

— Так, хватит шутить! Где здесь?

— Да за углом, Юль! Что за паника-то?

— За каким углом? Я сейчас подъеду.

— За двадцать вторым домом, — отвечаю я, выглядываю и вижу, как Юлин «Форд» трогается с места.

Да, собственно, и подъезжать-то не надо было. Я бы сам добежал. Машина тормозит рядом со мной, я открываю дверь и сажусь. А самому, ведь до колик интересно, что там за разговор такой был, после которого Юля так и не может выйти из образа строгой старшей сестры. И как же я не догадываюсь. Наверное, с мозгом у меня точно какие-то проблемы. Дурак бы догадался, а я как пингвин — ни одной версии.

— О чем вы говорили? — нетерпеливо спрашиваю я.

— О тебе, Ром. — отвечает Юля. — Серьезный разговор был.

Я смотрю на нее, широко открыв глаза.

— Да неужели?! — театрально развожу руками. — До такой степени серьезный?

— До такой, — отрезает Юля, смотрит на меня, а потом продолжает, смягчившись. — Ром, что за девочка там, с которой ты дружишь?