Правила склонения личных местоимений - [41]

Больше всего сейчас мне хочется просто не обращать внимания на этот стук, просто не открывать эту долбанную дверь. Не будет же он колотить по ней вечно. В конце концов, нас может не быть дома! Да мало ли что! В конце концов, мы просто не хотим его видеть. Но стук не прекращается. Более того, через некоторое время с той стороны раздается до боли знакомый и противный голос. Голос говорит, он знает, что мы дома. Голос произносит несколько ругательств и требует открыть немедленно. А я больше всего на свете хочу просто не замечать его. Я отвернулся от Мироновой и уткнулся в подушку. И мне уже почти удается убедить себя, что никакого голоса за дверью нет, но Наташа так не кстати начинает задавать вопросы.

— Кто это? — испуганно спрашивает она.

— Не обращай внимания. — отвечаю я, не поворачивая головы.

— Рома! — в голосе Мироновой уже просто паника. — Кто это? Что происходит? Ты откроешь? Или, может, милицию вызвать?

— Да, милиция как всегда кстати. — отвечаю я, встаю с кровати, натягиваю джинсы, майку и снова обращаюсь к Наташе. — Только не выходи из комнаты. — говорю я ей очень серьезно и строго. — Поняла? Не выходи. Чтобы ты ни услышала! Вообще, ни звука не произноси! Даже не двигайся. Что бы ты ни услышала. Поняла?

Она молча смотрит на меня.

— Поняла, спрашиваю?

— Угу. — быстро кивает Миронова.

А папаша ведь не просто так приперся сегодня. Он ведь пришел поучить меня хорошим манерам. Ему ведь, оказывается, позвонили из школы. Позвонили прямо на работу и сообщили, что его сын просто последний засранец. По крайней мере, это то, что я улавливаю из непродолжительной, но очень эмоциональной вступительной речи. Однако монолог так стремителен, что заканчивается, едва за майором хлопает входная дверь. После нескольких непечатных слов следует уверенный удар в скулу. Я держусь правой рукой за лицо и делаю шаг назад. Следует второй удар и вновь непродолжительная, но весьма поучительная, по мнению майора, напутственная речь. Майор очень недоволен тем, что ему позвонили на работу. Да что уж там, майор просто разъярен! Я делаю попытку ударить его, но он толкает меня к стене. Я даже сказать ничего не успеваю — так родитель зол на меня. Он бьет меня по лицу, в живот, толкает и, кажется, очень хочет впечатать в стену. На прощание он, как всегда, заявляет, что если ему еще хоть раз позвонят и станут жаловаться на мое поведение, то он без разговоров сдаст меня в интернат.

Через несколько секунд после того, как за майором хлопает дверь, в коридоре появляется Наташа. Она видит меня лежащего на полу, избитого, держащегося одной рукой за живот, другой — за лицо, и просто дар речи теряет. Она открывает рот и смотрит на меня в упор.

— Я же сказал тебе не выходить!

— Я услышала, как хлопнула дверь… — неуверенно отвечает Миронова.

Я только недовольно морщусь и издаю какой-то странный звук. Не то чтобы стон, скорее, выходит нелепое кряхтение. Просто у меня кровь идет из носа, и плечо жутко болит от удара о стену. Я кашляю и снова издаю тот же самый звук. Как же он меня бесит!

— Кто это был? — спрашивает Наташа, опускаясь на колени и пытаясь коснуться моего лица.

— А ты как думаешь? — отвечаю раздраженно.

Я поднимаюсь на ноги и иду в ванную, так и не дождавшись предположения Мироновой относительно нашего больного ночного гостя.

Умываюсь холодной водой, морщусь, разглядывая свое побитое отражение в зеркале. Когда же это уже кончится! Я смотрю в глаза самому себе и совершенно не знаю, что сказать этому парню с разбитым лицом. У тебя все хреново, чувак. Ты в полном дерьме. Да ты, собственно, всегда в нем был. На что ты, вообще, рассчитываешь? К чертям собачьим тебе сдалась еще эта любовь? Да ты хоть понимаешь, дурак, что бы было, если бы майор застал тут Наташу? Нет, ты, похоже, вообще, ни фига не понимаешь.

— Это был твой папа? — слышу я осторожный голос Мироновой.

— Папа? — презрительно усмехаюсь я. — Да уж, пожалуй, папа.

— Надо лед приложить. — как будто не замечая моих интонаций, продолжает Наташа. — А то синяки будут.

— Угу. — киваю. — Чего-чего, а льда у меня полно.

Через несколько минут мы уже сидим на кухне. Я — с мешком льда, Наташа — с чашкой чая в дрожащей руке.

— Извини. Я не хотел, чтобы ты все это увидела.

— Почему он так с тобой? — тихо спрашивает Миронова.

— Потому что он мудак! И вообще, он мне не отец.

— Я не понимаю, Ром… — растеряно произносит Наташа.

— Вот и не вникай даже, — решаю я, наконец, закончить этот ни к чему не ведущий диалог. — Пойдем спать.

17

Я опять не появляюсь в школе несколько дней. Сначала отлеживаюсь после визита майора, а потом мотаюсь по делам, которые поручает мне Егор. Я опять угоняю для него машину. Опять развожу на мотоцикле какие-то сомнительные конверты и свертки. Я думаю, скорее всего, в некоторых пакетах наркота. Как же я завяз во всем этом дерьме? Но больше всего я думаю о Наташе. Ей, наверное, нелегко приходится в дни моего отсутствия.

Так и есть. Я вижу это по ее глазам. Я вижу это по глазам остальных одноклассников.

— Что, достали тебя эти уроды? — шепотом спрашиваю я Наташу сразу после того, как крепко целую ее взасос на глазах у всего класса.