Повести и рассказы - [51]

Он вернулся к машине. Дейд был уже в ней — он сидел согнувшись, почти скрючившись.

— Вези-ка меня домой, — сказал Дейд.

— Хочешь, я позвоню доктору Элтоуну и скажу, чтоб он был у нас, когда мы доедем?

— Всего полчаса назад он занес сюда свидетельство о смерти, — сказал Дейд. — Его не будет сейчас на работе. Мы позвоним из дому.

— Не лучше, если кто-нибудь здесь, в городе, окажет тебе первую помощь?

— Нет.

Ивен сел за руль, и они поехали. Они ехали быстро.

— Прости, Дейд.

— Объясни мне все-таки, зачем тебе вдруг понадобилась машина?

— О чем ты, Дейд?

— Не из-за денег ли на машину ты уехал из дому и покинул свою жену на два месяца?

— Да, — сказал Ивен. — Видишь ли, Суон чувствовала себя неважно несколько месяцев. Я думал, разлука будет полезна для нас обоих. Она и сама так думала.

— Ну конечно же, она думала, — сказал Дейд. — Ну конечно же, ты думал. Я твердил тебе десятки раз: все, что я имею, твое. Ты мог бы попросить меня насчет машины. Я б обеспечил тебе машину. Я выслал бы тебе деньги. Человеку кажется, что это он распоряжается своей жизнью. Он не распоряжается ею. Это жизнь им распоряжается. Мужчина не может покинуть женщину, какая б она ни была, мать детей, каких бы то ни было, и рассчитывать, что жизнь у нее в его отсутствие будет складываться такая же, как и при нем. Это невозможно. Мужчина должен быть рядом. Если он рядом, то пускай им живется бедно, пускай нм живется трудно, что поделаешь, так сложилось, но сложилось для них обоих, для них обоих вместе, для всей семьи. Семья это все, и шутки с ней плохи. Ты не должен был оставлять Суон. Это была плохая шутка с семьей. И она ее погубила.

— Муж не должен полагаться на свою жену? — сказал Ивен. — Жена не должна полагаться на мужа?

— Нет, — сказал Дейд. — Вздор это, чепуха. Новый, тошнотворный образ мыслей. Человек не должен полагаться даже на себя самого. Он не должен полагаться на бога. Он должен любить свою семью и предусматривать все, что может с нею случиться, и оберегать ее всеми силами. Тебе понадобилась машина, сказал бы мне.

— Я не хотел тебя беспокоить, — сказал младший брат.

— Если бы мне понадобилось что-нибудь такое, что ты мог бы мне дать, — сказал Дейд, — неужели я бы не попросил тебя? Если ты член семьи, ты не вправе вести себя как чужой. Стоит это сделать, и семьи как не стало, и ты — чужой. Тебе нельзя было уезжать от Суон, как чужому. Нельзя было оставлять ее, как чужую тебе. Итак, ты уехал за деньгами для машины.

Он умолк, зажег сигарету, глубоко затянулся.

— У меня жар, — сказал он. — Я любил Суон. Она была в нашей семье — сияющая светом рыжеволосая девочка из какой-то, где-то бывшей, призрачной жизни, веселая девочка, вся из радости и смеха. Дети, которых она дала тебе, были наши. Они были ее, но они были и наши, и мне горько и больно, что такая нескладная ей выпала жизнь, что вся эта нескладица ее доконала, прикончила. Ты мог бы взять ее с собой. Ты мог попросить меня, и я приехал бы в Пало-Альто и остался с детьми или привез бы их в Кловис.

Он снова умолк.

— Я просто в бреду, — сказал он. — Ничего ты сделать не мог. Ты все сделал правильно. Это случилось, и все. Это не нравится мне, и все. Не ожидал я, что доктор уедет, не поговорив со мной. Не понимаю, что такое.

— Я закатил ему неприятную сцену, Дейд.

— А именно?

— Он вышел и сказал, что Суон умерла. Я сказал, что он лжет, и потащил его обратно в комнату. Я сказал, что убью его, если он не даст ей немедленно чего-нибудь такого, что приведет ее в чувство. Я продержал его в комнате полчаса. Почему она должна была умереть? Другие девушки, другие жены, другие матери проходят через вещи потруднее и не умирают. Почему же именно Суон? Я долго не выпускал его из комнаты.

— А он что?

— Он говорил со мной на нашем языке.

— Он один из наших, — сказал Дейд. — Тебе не следовало забываться. Тебе не следовало шутить с оружием. Окажись поблизости Рэд, ты в него бы выстрелил.

— Я и хотел, — сказал Ивен. — И ты это знаешь.

— Знаю, — сказал Дейд. — Знаю, потому что и со мной такое было.

— Я хотел прикончить нас всех, одного за другим, — сказал Ивен. — Рэда, Еву, потом себя.

— Знаю, — сказал Дейд. — Ты спросил меня прошлой ночью, что тебе делать, и я сказал: делай что угодно, что бы ты ни сделал, все будет правильно. То, что ты сделал, правильно. Ты думаешь так: люби я ее полнее, все было бы иначе — сначала этот сын, не мой, но ее, а потом — наши, новые, общие наши дети. Но, как видишь, не так уж это просто. Иногда это удается. На сей раз не удалось. Вот и все. Не окажись доктор одним из наших, окажись на его месте кто-то чужой — а я чуть не вызвал такого, — ты мог бы теперь быть мертв, и тогда Рэд и Ева остались бы без матери и без отца. Я хочу, чтоб ты отправился к этому человеку, кто бы он ни был и где бы он ни был, и поговорил с ним. Ты понимаешь, о ком я… Поговори с ним о его проклятом ребячестве. Он тоже человек. Он такой же, как все. Пойми это верно. Я знаю тут женщину, Мэри Коури, она из наших, дети у ней уже взрослые, она присматривает за моим домом. Я попрошу ее позаботиться о Рэде и Еве, пока не поправлюсь сам. Найди этого человека и потолкуй с ним. Потом отправляйся в Патерсон. Поброди там по улицам. Месяц проведи вдали от всего. Когда вернешься, поговорим. Ты слышишь?