Последний рейс - [25]

— А я глупая, правда? — однажды она спросила его. — Ведь сама напросилась в такую глушь.

— Ты глупая умница, — сказал он, — а то мы но встретились бы никогда…

— Я мечтала, как в пургу пойду на лыжах в дальний урман к умирающему охотнику или рыбаку… и спасу его, бедненького.

— А вместо этого пришлось вытаскивать занозы из дубовой спины Борьки Денискова.

— Ага. И спасла пока что одного его. Спасла, а? Скажи, Боря…

— Угу… ты спасла его от рыбацкого одиночества.

— И погубила себя…

Неужели она говорила такие слова? Погубила себя… Или сейчас ему чудится, будто она говорила так. А может, она уже предчувствовала, что все у них именно так и кончится.

— Ты уедешь, забудешь меня… Я погорюю-погорюю и выскочу замуж. Научусь рыбачить, возиться со всякими шкурками.

— Заведешь трубку… Ненецкие женщины в Яр-Са-ле до сих пор курят трубки.

— Ага… У меня будет сиплый голос и обветренные губы. Может, стану охотницей.

— Станешь знаменитой охотницей. О тебе будут писать в газетах.

— Да… И вот однажды меня привезут в Тюмень на слет… В Тюмени я совершенно случайно встречаю тебя, Бориса Александровича Денискова… — Она заплакала.

Вспомнив те Ритины слезы, Борис заволновался, вскочил и принялся быстро ходить по палубе. Щемящее чувство потери вдруг отчетливо прорвалось в нем, из мира подсознательных движений в само сознание. И он впервые за все прошедшие после отъезда из Са-тыги дни признался себе: тогда, в лесу, обидел он ее. И он подумал еще, что можно было спасти любовь. Попробовать спасти… А он движется все дальше и дальше от деревеньки Сатыги и от Риты… Борис заскрипел зубами и закричал что-то бессмысленное и задавленное.

— Ты чего кричишь, Борис? — раздался совсем рядом голос Николы. Его шлюпка стояла под правым бортом катера.

Никола подтянулся на руках и ловко впрыгнул на палубу.

— Ну как там?.. — автоматически спросил Денисков, не сразу приходя в себя.

— Кострецкий у нас геро-ой. Это не каждый такое отчубучит! Ты знаешь, мы сидим посреди Оби… — Никола сделал многозначительную паузу с усмешкой. — Посередке песчаной косы.

— Намертво, значит, сели?

— Значит, бравый капитан спал на штурвале, а «Зюйд» в это время брюхом полз по косе, — Никола рассмеялся, — пока воды совсем на стакан осталось под днищем. Не-ет, я тебе скажу, замечательный у нас кораблик. Ему бы еще крылья…

— Что разведал-то?

— Одна надежда: если кто согласится продернуть нас через косу.

— Да на Оби-то пусто.

— Тогда вымываться задним ходом… Ну чего брехать-то, пойдем к начальству.

В кубрике было, как всегда, тепло и, несмотря на мужской беспорядок, уютно. Поэтому и совещание проходило без особой нервозности, миролюбиво.

На суд корабельной общественности было представлено несколько вариантов спасения. Капитан, потеряв уверенность в своей посудине, сразу же ухватился за мысль о посторонней помощи.

— Товарищи… — укрепившись в этой идее, то и дело высокопарно произносил он, — товарищи, поймаем проходящий, и баста! У нас ведь рыбка есть, рыбка ведь у нас… Подбросим пару ящиков, и баста!

Но жертвовать, хоть и двумя ящиками рыбы, особенно не хотелось Авзалу Гизатовичу. Правда, вариант о посторонней помощи не исключал и он. Авзал Гизатович предложил другой способ:

— У нас есть шлюпка… Перевезем все на берег, разведем костер и будем ждать попутный транспорт.

— А катер?! — подскочил Кострецкий.

— Катер?.. Хм-м… Экипаж останется на судне. А из Сургута я вышлю помощь.

Третий вариант уже не в первый раз высказал рассудительный Никола.

— Мы залезли… — начал он.

— Мы-ы! — ядовито хмыкнул Володя.

— …залезли на косу метров на шесть-семь. Дизель работает, винт, кажется, в порядке… я осмотрел винт. Попробуем вымыться задним ходом.

Решили вполне здраво: до рассвета вымываться назад и одновременно следить за фарватером в надежде на проходящий транспорт.

Опять Никола отчалил в своей шлюпке и в свете развернутого на корму прожектора поставил в двух-трех метрах позади катера две вешки, обозначив оптимальный коридор-створ для движения назад, к чистой воде. Денисков в очередной раз удивился необыкновенной деятельности этого парня: вот и вешки где-то ухитрился раздобыть. Закрепили штурвал на обозначенный створ, дали дизелю средние обороты и, несколько успокоенные, полезли опять в тепло кубрика: всем захотелось есть — после подобных нервотрепок аппетит разыгрывается зверский.

Моторист принес из камбуза дымящуюся сковороду, перед тем как поднять крышку, с некоторым смущением объявил:

— Вот, товарищи… макароны у нас последние.

Володя беззаботно рассмеялся, но, когда на дне объемистой сковороды увидел лишь жалкую горстку поджаренных мучных изделий, сердито сдвинул брови. И все в кубрике смутились.

— Ерунда, моторист, — хмыкнул Кострецкий, — раньше времени «полундра» не кричи. На военном языке это называется паникой. Рыба есть?.. Есть. Соль есть?.. Есть. Хлеб есть?..

— Полбуханки осталось, — вяло перебил его Андрей и достал из стенного шкафа несколько хлебных обломков.

В кубрике наступила серьезная тишина. Мужчины переглянулись. Денисков подумал: «Как же они так!» Авзал Гизатович укоризненно бросил инспектору: «Связался с вами, черт возьми!» Володя угрожающе прижал взглядом капитана: «Все у тебя… тьфу!»