Последний рейс - [23]
Никола кивнул Семену. Тот сразу подхватился и уже на верхней ступеньке у двери прошептал тоненько:
— Я счас, начальник… Шибко быстро сбегаю, счас…
За Петрушкиным хлопнула дверь рубки. Взревел подвесной лодочный мотор. Володя, Никола, Авзал Гизатович переглянулись и захохотали.
— Комедия… Да ты актер, Владимир Егорович… Не знал… — мелким баском сдержанней всех смеялся башкир. Он же первым и оборвал смех. — А не надует он нас?
— Я местных ребят изучил, — самодовольно бросил сквозь смех Володя. — Их расколоть трудно. Но если уж слово дадут, умрут, а сделают.
Все происходящее уже не казалось Борису таким мерзким и противным, как некоторое время назад. Искренний беззаботный смех компании обезоруживал, а ситуация казалась теперь даже забавной. Он посмеялся со всеми. И впервые за все путешествие уловил на себе потеплевший, почти дружелюбный взгляд Авзала Гизатовича. Вспомнилось хорошее впечатление при встрече с этими мужиками. Подумалось, что наверху теперь действительно неприятно и мерзко: палуба обледенела, вода за бортом загустела от холода, как нефть, по Оби дрейфуют грязно-белые материки оторванного ударной волной ледяного припая, идет по Оби шуга, стынет все вокруг, а небо над головой стало и вовсе ледяным. И только маленький человеческий мирок сохранил в этом ноябрьском холодном пространстве свое дружеское, компанейское тепло. Останешься сейчас один на один с Севером — пропадешь.
И в то же время Денисков с предательской веселостью думал: «А как-то запляшут они, если Петрушкин надует их! — И ему чертовски захотелось, чтобы Семен надул добытчиков. — Интересно, дал бы тогда Володя законный ход этой дурацкой истории?..»
Примерно через час о борт катера мягко стукнулась моторная лодка. Компания сидела в это время в полном составе в теплом кубрике, никто не полез наверх, на холодную палубу встречать ханта, хотя все отчетливо слышали крик:
— Э-э-эй, паря! Сенька Петрушкин прибежал, встреча-ай!
Из кубрика никто не отвечал на голос.
Наверху послышались неуверенные шаги, бормотанье…
В кубрик скатился, поскользнувшись, Петрушкин.
— Вы че, а?.. Тут у вас неладно, че ли, помер кто?.. — Тенорок Петрушкина дрожал испуганно и обиженно.
Дружный хохот встретил его. Смеялись все. Володя прямо гоготал, сотрясаясь всем телом и глотая воздух раздувшимся горлом, Авзал Гизатович смеялся с истеричными степными взвизгиваниями, захлебываясь гортанным клекотом. Капитан побагровел до апоплексического огня. Никола хохотал широко, с наслаждением, словно песню пел. Моторист Андрей смеялся по-мальчишески заливисто. Денисков тоже не мог удержаться от самозабвенного смеха.
— Я шибко так бежал, а вы!.. — обиженно вскрикнул Петрушкин.
Володя первым оборвал смех, поднялся, надевая полушубок. Все повалили за ним на палубу. Разгоряченные смехом, добытчики не замечали ни пронзительного северного ветра, ни ледяной коросты под ногами на палубе. Со смешками, весело из браконьерской шлюпки поднимали осетров, ящики с другой ценной рыбой. Сначала в ящиках шел сырок, и Авзал Гизатович с недоброй усмешкой толкнул инспектора, тот лишь отмахнулся. А когда Семен подал ящик с муксунами, Володя сам толкнул чернявого — да так, что тот чуть не улетел за борт. Потом Петрушкин подал позванивающий ящик с водкой. Капитан, суетившийся без толку вокруг погрузки, мешавший всем, сладко улыбнулся на этот звон, крякнул и суетливо подхватил ящик с зельем. Наконец, не доверяя никому, Семен сам вытащил на палубу объемистый берестяной туес. Денисков машинально подумал: «А вот и главное — черная икра». Ящики с рыбой поставили на носу в соседстве с добытыми раньше, затем тщательно затянули всю ценную кладь брезентом — надо было полагать, на этом рыбацкая страда дружной компании завершалась.
— Ну-у, теперь, мужики, все! — словно подслушав догадку Бориса, заключил Владимир Егорович, нештатный инспектор рыбоохраны. — Теперь курс на Сургут, по домам, на зимние квартиры, как говорится. А на прощанье присядем на минутку…
— По старому русскому обычаю, хе-хе… — вставил Авзал Гизатович.
Опять всем гуртом повалили в кубрик, в обжитое тепло. Только Никола благоразумно кинул взор вокруг и пробормотал раздумчиво: «А ведь убираться пора. Не дай бог, вмерзнем в Обь».
Гуляли до позднего вечера. Как-то незаметно исчез из кубрика Семен Петрушкин. Первым спохватился Володя. Семен во время пирушки сидел слева от него. По привычке инспектор потянулся чокнуться с нарушителем, чтобы отколоть очередной каламбур, — и на миг протрезвел:
— Мужики, а где Сенька? — в тревоге обвел он взглядом кубрик.
— Может, в гальюн пошел, — предположил капитан.
— Надо поискать!
Сразу все зашевелились, вылезая из-за стола, бестолково кинулись к дверям, мешая друг другу.
— Куда вы! — начальственно остановил башкир. — Пусть моторист один сходит!
Андрей бодро выскочил наружу, скоро он вернулся, доложил, что рыбака нигде нет.
— А лодка его? — тяжело выдохнул Владимир Егорович.
— Н-не знаю… Парень спохватился и снова бросился наверх. На этот раз он вернулся еще быстрее, с сообщением, что шлюпки браконьера нет.
— Андрей, к дизелю! Максим Федорыч, в рубку!
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.