Последний рейс - [23]

Никола кивнул Семену. Тот сразу подхватился и уже на верхней ступеньке у двери прошептал тоненько:

— Я счас, начальник… Шибко быстро сбегаю, счас…

За Петрушкиным хлопнула дверь рубки. Взревел подвесной лодочный мотор. Володя, Никола, Авзал Гизатович переглянулись и захохотали.

— Комедия… Да ты актер, Владимир Егорович… Не знал… — мелким баском сдержанней всех смеялся башкир. Он же первым и оборвал смех. — А не надует он нас?

— Я местных ребят изучил, — самодовольно бросил сквозь смех Володя. — Их расколоть трудно. Но если уж слово дадут, умрут, а сделают.

Все происходящее уже не казалось Борису таким мерзким и противным, как некоторое время назад. Искренний беззаботный смех компании обезоруживал, а ситуация казалась теперь даже забавной. Он посмеялся со всеми. И впервые за все путешествие уловил на себе потеплевший, почти дружелюбный взгляд Авзала Гизатовича. Вспомнилось хорошее впечатление при встрече с этими мужиками. Подумалось, что наверху теперь действительно неприятно и мерзко: палуба обледенела, вода за бортом загустела от холода, как нефть, по Оби дрейфуют грязно-белые материки оторванного ударной волной ледяного припая, идет по Оби шуга, стынет все вокруг, а небо над головой стало и вовсе ледяным. И только маленький человеческий мирок сохранил в этом ноябрьском холодном пространстве свое дружеское, компанейское тепло. Останешься сейчас один на один с Севером — пропадешь.

И в то же время Денисков с предательской веселостью думал: «А как-то запляшут они, если Петрушкин надует их! — И ему чертовски захотелось, чтобы Семен надул добытчиков. — Интересно, дал бы тогда Володя законный ход этой дурацкой истории?..»

Примерно через час о борт катера мягко стукнулась моторная лодка. Компания сидела в это время в полном составе в теплом кубрике, никто не полез наверх, на холодную палубу встречать ханта, хотя все отчетливо слышали крик:

— Э-э-эй, паря! Сенька Петрушкин прибежал, встреча-ай!

Из кубрика никто не отвечал на голос.

Наверху послышались неуверенные шаги, бормотанье…

В кубрик скатился, поскользнувшись, Петрушкин.

— Вы че, а?.. Тут у вас неладно, че ли, помер кто?.. — Тенорок Петрушкина дрожал испуганно и обиженно.

Дружный хохот встретил его. Смеялись все. Володя прямо гоготал, сотрясаясь всем телом и глотая воздух раздувшимся горлом, Авзал Гизатович смеялся с истеричными степными взвизгиваниями, захлебываясь гортанным клекотом. Капитан побагровел до апоплексического огня. Никола хохотал широко, с наслаждением, словно песню пел. Моторист Андрей смеялся по-мальчишески заливисто. Денисков тоже не мог удержаться от самозабвенного смеха.

— Я шибко так бежал, а вы!.. — обиженно вскрикнул Петрушкин.

Володя первым оборвал смех, поднялся, надевая полушубок. Все повалили за ним на палубу. Разгоряченные смехом, добытчики не замечали ни пронзительного северного ветра, ни ледяной коросты под ногами на палубе. Со смешками, весело из браконьерской шлюпки поднимали осетров, ящики с другой ценной рыбой. Сначала в ящиках шел сырок, и Авзал Гизатович с недоброй усмешкой толкнул инспектора, тот лишь отмахнулся. А когда Семен подал ящик с муксунами, Володя сам толкнул чернявого — да так, что тот чуть не улетел за борт. Потом Петрушкин подал позванивающий ящик с водкой. Капитан, суетившийся без толку вокруг погрузки, мешавший всем, сладко улыбнулся на этот звон, крякнул и суетливо подхватил ящик с зельем. Наконец, не доверяя никому, Семен сам вытащил на палубу объемистый берестяной туес. Денисков машинально подумал: «А вот и главное — черная икра». Ящики с рыбой поставили на носу в соседстве с добытыми раньше, затем тщательно затянули всю ценную кладь брезентом — надо было полагать, на этом рыбацкая страда дружной компании завершалась.

— Ну-у, теперь, мужики, все! — словно подслушав догадку Бориса, заключил Владимир Егорович, нештатный инспектор рыбоохраны. — Теперь курс на Сургут, по домам, на зимние квартиры, как говорится. А на прощанье присядем на минутку…

— По старому русскому обычаю, хе-хе… — вставил Авзал Гизатович.

Опять всем гуртом повалили в кубрик, в обжитое тепло. Только Никола благоразумно кинул взор вокруг и пробормотал раздумчиво: «А ведь убираться пора. Не дай бог, вмерзнем в Обь».

Гуляли до позднего вечера. Как-то незаметно исчез из кубрика Семен Петрушкин. Первым спохватился Володя. Семен во время пирушки сидел слева от него. По привычке инспектор потянулся чокнуться с нарушителем, чтобы отколоть очередной каламбур, — и на миг протрезвел:

— Мужики, а где Сенька? — в тревоге обвел он взглядом кубрик.

— Может, в гальюн пошел, — предположил капитан.

— Надо поискать!

Сразу все зашевелились, вылезая из-за стола, бестолково кинулись к дверям, мешая друг другу.

— Куда вы! — начальственно остановил башкир. — Пусть моторист один сходит!

Андрей бодро выскочил наружу, скоро он вернулся, доложил, что рыбака нигде нет.

— А лодка его? — тяжело выдохнул Владимир Егорович.

— Н-не знаю… Парень спохватился и снова бросился наверх. На этот раз он вернулся еще быстрее, с сообщением, что шлюпки браконьера нет.

— Андрей, к дизелю! Максим Федорыч, в рубку!