Последний рейс - [24]
Рыскающим курсом летел «Зюйд» к деревушке, где жил Семен Петрушкин. Трудно было понять, по какой причине дергало ярославец из стороны в сторону: то ли такими галсами искали шлюпку рыбака, то ли капитан никак не мог обрести трезвость, во всяком случае, луч прожектора с катера шарил по темным обским волнам, нигде не находя лодчонки.
Шлюпка Петрушкина, его казанка без номера, болталась на прибрежной волне у причала хантыйской деревушки. Владимир Егорович спрыгнул с палубы «Зюйда» на мокрый песок, осмотрел лодку: ни мотора, ни весел…
— Во-о мужик! — с уважением пробормотал инспектор. — Кажется, обошлось… Все в порядке. Теперь, ребята, без шуток, идем домой! — сообщил он твердым голосом.
VII
Ночью Кострецкий посадил катер на мель.
Капитан очнулся на штурвале, когда судно бешено задрожало, дергаясь всем корпусом на жестком и в то же время податливом препятствии, податливом в какой-то странной вязкой упругости. Протерев глаза, еще ничего не соображая, он упрямо давил ручку, пока дизель не захлебнулся на верхней воющей ноте. Боясь поверить в реальность случившегося, Кострецкий воровато пробрался в носовой жилой отсек, растолкал Андрея и свистящим шепотом попросил (не приказал!) его пойти в машинное отделение. Через две-три минуты после появления моториста дизель снова зарокотал на успокоительных низких регистрах. Дав машине разминку, капитан решил мощным рывком преодолеть неизвестное препятствие. «Зюйд» стремительно сорвался с места, проскочил какое-то ничтожно малое расстояние, но лишь для того, чтобы яростно удариться о новую, более жесткую стену.
Удар был так силен и резок, что внизу, в кубрике, с грохотом полетел и воткнулся в дверь носового закутка и застрял там дюралевый стол; на пол посыпалось все, что осталось неприбранным после вечерней гулянки. От этого грохота очнулся и вскочил Володя. Он, мгновенно оценив ситуацию, одним прыжком выскочил в ходовую рубку.
— Кострецкий! Ты с ума сошел?! — бешено выдохнул он, столкнувшись с капитаном лоб в лоб. — В чем дело, пьяная сволочь? Я тебя спрашиваю!
Кострецкий словно онемел.
А дизель катера рвал нервы скрежещущим звоном. Инспектор оттолкнул капитана от штурвала и рванул на себя ручку. В рубке наступила тишина. Тяжело звякнула дверь, с палубы зашел моторист.
— Хоть ты, парень, объясни, в чем дело? — упавшим голосом обратился к нему Володя.
— Дело ясное. Сели на мель. И красиво сели!
— Куда же этот черт смотрел?!
— Поить надо больше… — буркнул Андрей.
Скоро в рубке стало тесно. Все курили, молчали. Казалось, никто ни о чем просто не мог думать: так нелепо было случившееся — сесть на мель посреди громадной полноводной сибирской реки.
Владимир Егорович чувствовал себя отвратительно: голова в затылке затяжелела, все тело утомительно и болезненно ныло. Авзал Гизатович некоторое время смотрел на съежившегося капитана мстительным запоминающим взглядом, потом подчеркнуто аккуратно затушил папиросу в жестяной банке и удалился вниз, весь прямой и неприступный. Поза и выражение лица моториста Андрея ясно говорили окружающим: мое дело маленькое, катер запорол не я. Один Никола сохранял какое-то деловое спокойствие. Как и башкир, он аккуратно приткнул окурок в банку — он вообще отличался обстоятельностью и аккуратностью — нахлобучил свою белую заячью шапку на самые глаза и вышел на палубу. Денисков понял его намерение и вышел следом.
Из ходовой было видно, как Никола и Борис пробрались на нос «Зюйда». Хохол что-то высматривал там в направлении прожекторного луча, потом протопал за рубку и вернулся на нос с двумя баграми. Они разошлись по разным бортам и прошли к рубке, периодически тыкая шестами в темноту, промеряя глубину вокруг катера. Тяжелые сапоги прогремели мимо затемненной рубки, теперь они прошли на корму. Все ждали результата их действий.
— Дрянь дело, хлопцы, — вернувшись в рубку, спокойно сообщил Никола. — Сели прочно. Кругом полметра… И угораздило тебя, Максим Федорыч, так забуриться. Не сели, а прямо вползли на песчаную косу.
С кормы пришел и Денисков.
— Ты, Кострецкий, движок зря заглушил, — посоветовал он уверенным тоном знатока. — Задействуй винт, и пусть он вымывается пока… а то присосет дно, тогда каюк, будем зимовать здесь.
— Парень прав, — кивнул Никола. — Работай потихоньку, а я на разведку схожу.
— В какую сторону вымываться?.. — потерянно вздохнул Кострецкий.
— А ты что, — вскипел инспектор, — задницей сюда вперся?! Носом залетел, так и пяться раком!
Снова зарокотал двигатель. Сразу у всех стало спокойней на душе.
Денисков помог Николе спустить за борт шлюпку, предложил свою помощь, но Никола отмахнулся, кивнув на рыжее дно с отчетливо видимыми застругами от зыбкой волны на песке: в таких условиях каждый лишний килограмм — помеха. Когда он сделал первый гребок (сразу на моторе идти было невозможно), из-под весел всплыли желтые пузыри песка и раздался дерущий по коже скрип. Скоро шлюпка пропала в черноте ноябрьской ночи.
Идти к товарищам не хотелось. Борис присел на выступающий под брезентом угол ящика. Из катера приглушенно доносились звуки человеческой жизни, но скоро его слух перестал воспринимать их. Он долго смотрел туда, куда пытался дотянуться луч прожектора, но скоро в глазах у него зарябило. Пошел снег. Пошел мельчайшими точечными снежинками. В луче света казалось, что это и не снег вовсе, а осыпается морозный ночной воздух, осыпается под шепот медлительных волн томительно долго замерзающей реки. В природе шел задушевный разговор двух стихий. Борис закурил — табачная теплота в горле напомнила о человеческих поселениях, заброшенных сюда, крепко заякоренных в этих немеренных просторах. Вспомнилась крохотная деревенька Сатыга, чистенький домик медпункта…
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.