Последний окножираф - [30]

На площади Конституции группа проправительственных демонстрантов, заблудившись, по ошибке примыкает к антиправительственной демонстрации. Оратор с жаром говорит о Сербии, какой бы она могла быть красивой и свободной, свободной и красивой. Старики согласно кивают: хорошо говорит. Кивая, они оглядываются по сторонам — кругом молодежь, замечательно, молодцы. Но один из них замечает, что в руках у соседа — портрет Вука Драшковича, и шарахается, будто ступил в дерьмо. Что такое, вопит он, измена! Толпа оборачивается и видит Милошевича в тридцати экземплярах. Потрясенная тишина. Косовары озираются по сторонам, там и тут — портреты Милошевича, что-то будет? Старики извиняются, не туда попали, и хотят незаметно покинуть площадь, но раздраженная толпа уже взяла их в кольцо. У них отнимают Милошевича, сбивают с них шапки и напихивают в них гнилые овощи. Старики, наложив в штаны, бегут по незнакомому городу, уворачиваясь от тумаков и струй кипятка, которым их поливают из окон. В Белграде разворачиваются уличные сражения, плачущие старики забиваются в припаркованные напротив французского посольства междугородные автобусы, вокруг которых скачут студенты с палками от транспарантов. Новый герб Белграда: молодой оппозиционер кидает яйцо в пожилого крестьянина, обороняющегося из окна автобуса яблоками. В центре города на защиту проправительственных демонстрантов встает милиция. Через головы омоновцев толпа швыряет яйца, картошку и гнилые фрукты в своих противников, которые отвечают ей транспарантами. Местные получают дополнительные боеприпасы в виде нескольких мешков картошки. Волейбол с милицейским кордоном в качестве сетки. Один из контрдемонстрантов блокирует капустный вилок портретом Милошевича, и он возвращается на половину противника. Мяч попадает в сетку, томатные струи стекают по шлему омоновца. Яблоки на исходе, старики швыряются тем, что летит в их сторону. Цены на яйца и помидоры — оружие однократного применения — штурмуют небо. Нелепо топчутся, озираясь по сторонам, защитники государства, насекомые в пуленепробиваемых жилетах и защитных шлемах.

Окножираф: «Плакать — плохо, смеяться — хорошо. Бояться — плохо, радоваться — хорошо. “Плохо” — это противоположность “хорошо”».[58]

Пластик стукается о пластик, омоновцы ухмыляются, они забыли, что в шлемах их головы больше. Один из них поднимает щиток шлема, мы оба по-дружески закуриваем «Житан». Он просит, чтобы я не снимал его с оппозиционной газетой в руках, и засовывает «Демократию» за бронежилет. Он обращает мое внимание на коротышку, постукивающего по ладони дубинкой, — с этим лучше не связываться. О том, что в городе небезопасно, что всюду полно милиции, меня предупредили в первый же день. Для омоновцев построили специальные казармы. Те белградцы, которых мучает бессонница, вместо белых баранов считают омоновцев.

Демонстрация моды на подиуме Белграда. Триада «щит, резиновая дубинка, револьвер» — неизменная принадлежность любой униформы, но такие аксессуары, как бронежилет и дополняющий его противогаз, придают подразделению имидж элитности. Вроде бы незначительные, но на самом деле весьма существенные детали: разная длина резиновых дубинок, наличие или отсутствие пластиковых щитков на шлемах, сдвинутых на затылок, надвинутых на глаза или игриво скошенных набекрень. Предпочтительно иметь сексуальный подбородок, потому что в полной экипировке это единственная открытая часть лица. В набор аксессуаров могут входить также автомат, гранатомет — очень круто и по-мужски, и все более входящие в моду уоки-токи. Новая — удлиненная — модель бронежилета напоминает домашний халат цвета хаки. Если поднять защищающий муди передник, то можно засунуть в него кучу всяких необходимых омоновцу мелочей, что создает впечатление элегантной раскрепощенности. Туда же, как в муфту, можно засунуть озябшие руки. Освободившись от резиновой дубинки и уоки-токи, можно сунуть большие пальцы за проймы жилета, как за подтяжки. Эта поза, невозмутимая и исполненная сознания человеческого достоинства, свидетельствует о том, что экономически возвышающееся омоновское сословие вливается в ряды буржуа. Манекен, диктующий современную моду, — уже не презренный сапог, а часть прогрессивного класса. Он уже не суровый вохровец. Даже стоя на месте, омоновец производит впечатление спокойно прогуливающегося человека.

По-сербски «реч» значит «слово». По-венгерски «реч» — треск. Радиотрескотня. Жену Милошевича зовут Мирьяна Маркович.[59] У них есть дочь Мария. У Марии есть радиостанция. Они контролируют СМИ. Производят слова. Реч, реч, реч.

Запретили радиостанцию В-92. Там как раз сравнивали Гитлера с Милошевичем, их восхождение к власти, когда передатчик был отключен. Сверхчувствительность или случайное совпадение? Запад этого так не оставит, говорят на улице, и действительно, западные радиостанции — «Голос Америки», «Свободная Европа», «Немецкая волна» — предоставляют В-92 свою частоту. Независимые газеты проводят параллели со Второй мировой войной, когда люди слушали Лондон, с оккупацией и, опять же, с Гитлером. Без аналогий никак нельзя. Хотя для примера можно найти и войну поближе. На следующий день демонстранты останавливаются перед зданием радио и приветствуют свободную прессу. Окно открывается, из него высовывается ди-джей с микрофоном в руке и передает новости вживую. Нет, он не говорит: последние новости — это вы, вот микрофон, кто хочет сказать, валяйте. Он разыгрывает из себя профи, который не скажет: делайте все, что вам вздумается, это и будут новости.