После чумы - [7]

Вечером она перебралась в большой дом, копию Марокканского замка в Севилье, изобилующего башенками и бойницами. Замок (около двенадцати тысяч квадратных футов жилой площади) отличался изысканной росписью и интерьером и был украшен резными деревянными потолками, расписными изразцами, прямоугольными арками, крытой галереей и английским садом. Дю Помпьер не испортили чудного дома, у них хватило ума не умереть внутри – все они: Юлиан, Элеонор и дочка Келли умерли под деревом на заднем дворе, белые кости рук были соединены в вечном объятии. Я пожелал Саре счастливо оставаться во дворце. Мне было безразлично, даже если бы она переехала в Белый дом, – я больше не собирался иметь с ней дело.

Прошли недели. Месяцы. Порой, когда на побережье спускалась ночь, я видел, как свет от фонаря фирмы «Coleman», зажженного Сарой, мерцал в одном из высоких окон замка Мираме, но по существу я жил в том же уединении (и в том же одиночестве), что и в коттедже в горах. Шли дожди, потом прекратились. Настала весна. Неухоженные сады дичали, лужайки превращались в поляны, фруктовые сады – в леса, и мне приходилось гулять по окрестностям с бейсбольной битой, чтобы отгонять стаи одичавших собак, которым уже никогда не доведется есть хрустящий корм из аккуратной миски в углу сухой и теплой кухни. И вот однажды утром, когда я бродил по боковым проходам в универмаге «Von» в поисках макарон, соуса маринара и спаржи «Зеленый великан», не обращая внимания на бросающихся врассыпную крыс и на застоявшийся смрад разлагающихся продуктов, я уловил движение в дальнем конце соседнего прохода. Первой моей мыслью было, что собаке или койоту как-то удалось забраться внутрь, чтобы поохотиться на крыс или полакомиться большим, на двадцать пять фунтов, пакетом собачьего корма «Purina Dog Chow». Но потом я с изумлением осознал, что в магазине со мной находится еще один человек.

Сколько я ни приходил сюда за продуктами, я ни разу не встречал ни души: ни Сары, ни одного из шести или семи жителей, уцелевших во время чумы и поселившихся в разбросанных по холмам особняках. Иногда я видел огни, зажигавшиеся в ночи (кому-то в Лас Теас, большой итальянской вилле в полумиле отсюда, удалось запустить генератор); порой слышно было, как по дальней автостраде проносилась машина, но в основном мы, оставшиеся в живых, сторонились друг друга и держались сами по себе. Разумеется, не что иное, как страх, холодок ужаса нашептывал нам, что инфекция снова на воле, и лучший способ избежать заражения – избегать любого соприкосновения с людьми. Так мы и делали. Весьма усердно.

Но я не мог притвориться, что не замечаю скрипа и дребезжания продуктовой тележки, которая катилась вдоль полок с питьевой водой. Я обернулся, – там была она, Фелиция, с рассыпающимися волосами и испуганными и печальными глазами. Тогда я еще не знал, как ее зовут, но я вспомнил ее, она была кассиром в филиале Банка Америки, где я держу счет. Точнее, раньше держал. Первым моим побуждением было молча повернуть назад, но я его преодолел, – разве позволительно было страшиться человеческого существа, столь близкого и столь привлекательного?

– Привет, – сказал я, чтобы снять напряжение. Затем мне полагалось произнести что-нибудь глупое, вроде: «Вижу, ты тоже этим занимаешься», или «Трудное времечко, а?», но вместо этого я задал вопрос: – Вы меня помните?

Она была ошеломлена. Судя по ее виду, она была готова убежать, или умереть на месте от страха. Зато губы у нее оказались храбрыми, они шевельнулись и выдохнули мое имя. – Мистер Холлоран? – произнесла она так обыденно, так просто, так по-настоящему.

Я улыбнулся и кивнул. Меня зовут, или звали, Фрэнсис Ксаверий Холлоран III; я ненавижу это имя с тех пор, как Тайрон Джонсон (ныне, несомненно, покойный) мучил меня в детском саду, бубня до бесконечности «Фрэнсис, Фрэнсис, Фрэнсис», пока я не был готов провалиться сквозь пол. Но на смену пришел новый мир, он распускался как цветок и трещал по швам, открывая новые очертания, диктуя новые традиции.

– Называй меня Джед, – ответил я.

Ничто не происходит вдруг, особенно во время чумы. Мы держались натянуто, и каждая банальность, каждое избитое клише, которыми мы обменивались, пока я помогал Фелиции погрузить продукты в багажник машины (у нее был «Range Rover»), напоминали об утрате тех, кто произносил эти фразы до нас Все же я узнал ее адрес – она отправилась на виллу Рускелло, громадный дворец, расположенный в бухте среди гор и снабженный бассейном и джакузи со свежей водой. Через два дня я заехал за ней вечером в автомобиле «Rolls Silver Cloud» и отвез в свой любимый французский ресторан. Чума пощадила это местечко, сохранив ему первозданную чистоту. Оттуда открывался изумительный вид на море, я зажег свечи и наполнил бокалы бордо двадцатилетней выдержки; а потом мы пировали, наслаждаясь маринованными крабами, трюфелями, орешками кешью и консервированными артишоками.

Я бы рад сказать вам, что она была прекрасна, – ведь в сказке должно быть именно так; но Фелиция не была красива, по крайней мере, в общепринятом смысле этого слова. Она выглядела несколько тяжеловатой, но ее полнота была прелестна после жилистой и угловатой Сары; к тому же глаза Фелиции чуть-чуть косили – совсем немного, и даже очаровательно. Но главное – она была скромной и доброй, просто милой, и, что еще важнее, она была здесь, рядом.