Она не была хрупкой, не была покорной, не была кокетливой и покладистой, и никто не называл ее своей девочкой и никогда не назовет. Эти роли исполняла ее мать, и следует посмотреть, во что она превратилась в итоге – сплошные неврозы и алкоголизм. Или взять отца. Он был пашой гостиной, султаном кухни, императором спальни – и что это ему дало? Учащенное сердцебиение, мягкий живот, и ноги, больше похожие на колоды. Не для такой жизни была рождена Паула Турк – жизни с домашними мелодрамами и разевающими жадные рты младенцами. Нет, ей предстояла жизнь более наполненная и собранная, которая поможет ей приподняться над землей, а не просто прозябать на ней. Она хотела состязаться и побеждать – подобно божественному лику перед ее глазами всегда стоял сверкающий образ победы. И стоило ей чуть расслабиться, стоило насморку или гриппу наброситься на нее, стоило ей спасовать перед ледяными волнами Тихого океана или пронизывающими ветрами на перевале Сан-Марко, как она хлестала себя невидимым бичом, для которого не существовало оправданий, который знать ничего не хотел о слабостях плоти. Ей было двадцать восемь лет, и она была намерена покорить этот мир.
А вот кто, кажется, вовсе не горел желанием сразиться с миром, так это Джейсон Барре, тридцатитрехлетний владелец магазина «Все для серфинга и дайвинга», которого она одаривала своей благосклонностью последние девять месяцев. Его родители были врачами – это был один из аргументов, сразу расположивших Паулу к нему, – и они помогли ему открыть свое дело, на котором он непрерывно терял деньги вот уже три года, с момента торжественного открытия. Когда поднимались волны, Джейсона проще было найти на пляже, а после прибоя он усаживался на вращающийся стул за конторкой и продавал восковые эпиляторы блеклым подросткам, произносившим словечки типа «грубиян» или «убийца» пронзительными аденоидными голосами. Джейсон любил серфинг, а еще он любил вдыхать сигаретный дым в спортивных барах, сидя с прищуренными глазами и широкой калифорнийской улыбкой на лице, в резиновых шлепанцах на босу ногу и потертых выцветших шортах, едва удерживающихся под его округлым брюшком на выступающих тазовых костях.
Паула ничего не имела против. Она сказала ему, что он должен бросить курить и сократить потребление спиртного, но особо на этом не настаивала. Честно говоря, ее это не слишком волновало – одного чемпиона мира на двоих было вполне достаточно. Когда девушка была в форме, а в последнее время она была в форме постоянно, Паула невольно чувствовала моральное превосходство над всеми, кто не мог этим похвастаться, а Джейсону хвастать было явно нечем. Он не угрожал никому, у него даже мыслей таких не было. Он был привлекателен, и все тут. Ей нравилось его брюшко, выпирающее из-под свободной футболки, его прищуренные глаза и неторопливые манеры, а он восхищался ее целеустремленностью, суровой сосредоточенностью силы и красоты. Она никогда не принимала наркотиков или алкоголя – или почти никогда, но он уговаривал сделать пару затяжек марихуаны, прежде чем заняться любовью, и это расслабляло, словно поры ее тела раскрывались, и через них высовывались кончики нервов. Ей не с чем было сравнить занятие любовью в таком состоянии, разве что с тем, как разрываешь ленточку на финише двадцатишестимильного марафона.
Был августовский вечер, половина восьмого, пятница. Солнце висело в окне, словно яблоко, и Паула только что вышла из душа, закончив двухчасовую разминку перед предстоящим в воскресенье троеборьем, когда раздался звонок. В трубке звучал мягкий и глубокий голос Джейсона.
– Привет, детка, – сказал он, дыша в телефон, словно сексуальный маньяк. (Он всегда называл ее деткой, и ей это нравилось – как раз потому, что она не была деткой и никогда ей не станет, – так они издевались над троглодитами, приросшими к табуретам в баре рядом.) – Знаешь, я тут подумал, что, может быть, ты захочешь составить мне компанию. Да, я в курсе, тебе нужно спать, и великий день наступит уже послезавтра, а Зинни Бауэр, наверное, уже спит, но все равно. Приходи. Сегодня мой день рождения.
– Твой день рождения? Разве он у тебя не в декабре? Повисла легкая пауза, в которую ворвался обычный шум, – пьяные выкрики, доносящиеся словно из преисподней, голоса перекрикивающих друг друга дикторов шести спортивных передач, идущих одновременно на больших телевизорах, и назойливый ритм, отбиваемый на заднем плане музыкальным автоматом.
– Нет, – ответил он наконец, – день рождения у меня сегодня, двадцать шестого августа. Не знаю, откуда ты взяла этот декабрь… впрочем, неважно, приходи, детка, или ты собираешься навалиться на углеводы?
Вообще-то она собиралась. О чем и сообщила.
– Я как раз собиралась пожарить оладий и блинчиков с сырной подливкой, и, может быть, один румяный хлебец…
– Я отвезу тебя в «Миску спагетти», ешь там, что хочешь, и обещаю, что к одиннадцати ты будешь дома. – Он понизил голос. – И никакого секса, я же понимаю – нельзя отнимать у тебя силы.
Сил у Паулы хватало, потому что она пробегала каждую неделю сорок пять миль, проезжала на велосипеде двести пятьдесят и проплывала кролем пятнадцать тысяч ярдов в бассейне «Banos del.Mar». Девушка была сейчас в своей лучшей форме„и воскресная гонка была почти что ничем, дистанция вдвое меньше, чем на больших состязаниях «Ironman» на Гавайях, предстоящих в октябре. Она была выносливой, поэтому в прошлом году на Гавайях пришла второй среди женщин и сорок четвертой в общем зачете, обойдя тысячу триста пятьдесят соперников, из которых двенадцать сотен, плюс-минус несколько человек, были мужчинами. Как Джейсон. Только покруче. Намного круче.
![Шпагат счастья [сборник]](/storage/book-covers/18/18210fd45f1eb70de7ae3f5db8a68688e42c2aa5.jpg)
