Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [54]
Прибывшие в Ковенскую губернию семинаристы прежде всего попадали под попечительство директоров школ, которые вместе с чиновниками учебного ведомства должны были обучить будущего учителя. Семинаристы посещали школьные занятия и через несколько месяцев, после проведения пробных уроков, назначались учителями[541]. Литовскому языку в течение подготовительного периода они, похоже, не обучались, возможно, учили язык самостоятельно по книгам, которые для них подбирали чиновники учебного округа[542]. Н. Н. Новиков считал, что эту проблему возможно решить и на уроках: учитель учит детей русским словам, а дети учат учителя литовским: «Таким образом мало-по-малу, без особых усилий, почти шутя, дети привыкаются к учителю и наставнику, перестают чуждаться и даже в неурочные часы, против воли родителей, ходят в училище и готовы целый день проводить с наставником»[543].
Таким образом, Н. Н. Новиков вместе со своими единомышленниками из Виленского учебного округа приступил к реализации более быстрой, по его мнению, модели учреждения народных школ, предполагавшей, что приезжающие из внутренних губерний России семинаристы вместо того, чтобы сначала подготовиться к будущей работе, то есть выучить литовский язык и получить элементарные педагогические навыки, должны были почти сразу отправляться в «народные школы» и в процессе обучения литовских крестьян русскому языку осваивать литовский.
В этой ситуации возникала необходимость и в совсем других учебниках. Поэтому чиновники Виленского учебного округа позаботились об издании не одноязычных (на литовском языке в русской графике), но двуязычных учебников (литовский текст в кириллической графике и параллельный текст на русском языке)[544]. Такие буквари, а позднее и другие книги, изданные подобным способом, согласно официальной версии, имели двойную функцию: способствовать обучению литовцев родному, а также и русскому языкам и помогать русским выучить язык местного населения[545]. По той же схеме издавались и книги для латышских школ в Витебской губернии, в этих книгах рядом с латышским текстом в кириллической графике печатался русский перевод[546].
Решительный настрой и поспешность действий чиновников Виленского учебного округа иллюстрирует и ход учреждения народных школ в Ковенской губернии. Школы должны были открываться после получения согласия крестьян на учреждение и содержание ими школ[547]. Как в отчетах Д. Ф. Каширина, который должен был позаботиться об учреждении школ в Новоалександровском, Вилькомирском, Россиенском и Ковенском уездах, так и в отчетах Н. Н. Новикова подчеркивается, что практически везде крестьяне выражали согласие учреждать школы, в которых их дети будут обучаться русскому языку и Закону Божьему на литовском языке, кроме того, иногда они выражали благодарность царю и М. Н. Муравьеву[548]. Проверить эти утверждения «с обратной стороны», то есть найти свидетельства самих крестьян, вряд ли возможно. С одной стороны, эти школы в представлении крестьянства могли и не отличаться от существовавших раньше приходских школ, в которых иногда тоже преподавался русский язык. То обстоятельство, что крестьяне Ковенской губернии массово участвовали в восстании 1863–1864 годов, конечно, заставляет сомневаться в симпатиях к русским школам, хотя этого наблюдения в данном случае, конечно, недостаточно. Сохранились и донесения русских учителей и чиновников Виленского учебного округа, в которых говорится о том, что крестьяне не пускают детей в эти школы, дети не хотят учиться русскому языку, в связи с чем учителя и чиновники предлагают ввести обязательное посещение школ[549]. Конечно, возможно, крестьяне, согласившись сначала отдать детей в школы, позже поменяли мнение[550]. Но тогда возникает вопрос, знали ли они, выражая согласие, какими будут эти школы и какие предметы в них будут преподавать. С. Попов, Д. Ф. Каширин или Н. Н. Новиков, владея лишь русским языком, должны были при общении с крестьянами пользоваться услугами посредников. То есть существует возможность недопонимания. Однако не исключено, что чиновники учебного округа лукавили, общаясь с крестьянами. Так, С. Попов, видя, что в Тельшевском и Шавельском уездах крестьяне враждебно относятся к литовскому букварю в кириллической графике[551], в Поневежском уезде решил сменить тактику: пока крестьяне решали, учреждать школу или нет, он, агитируя, даже не упоминал о литовском букваре в русской графике и лишь позже показывал его нескольким благожелательно настроенным крестьянам, однако не везде. Кроме того, он объяснял крестьянам, что эта графика может быть и не введена[552]. Именно по этой причине не стоит слишком доверять утверждениям Д. Ф. Каширина и Н. Н. Новикова о том, что крестьяне с радостью соглашались на учреждение русских школ.
История начала учреждения «народных школ» в Ковенской губернии однозначно свидетельствует о том, что руководство Виленского учебного округа реализовывало политику, существенно отличавшуюся от той, которую предлагал А. Ф. Гильфердинг. Поэтому неудивительно, что и кириллица для литовских книг получила другую форму.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.