Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [46]
Эта идея лингвистической инженерии родилась в умах чиновников Российской империи в 1864 году, а возможно – и на год раньше. Примерно тогда же эту идею начинают рассматривать в различных точках империи – не только в Вильне и Санкт-Петербурге, но и в Варшаве, где А. Ф. Гильфердинг и С. Микуцкий своими соображениями делились с Н. А. Милютиным, главой гражданской администрации Царства Польского. Именно Н. А. Милютин весной 1864 года предложил М. Н. Муравьеву отпечатать на литовском языке, но в русской графике законы 19 февраля 1864 года о крестьянской реформе в Царстве Польском и таким образом сделать шаг к «отрешению литвинов от польского влияния и к сближению их с нами»[468]. Обретя союзника в лице М. Н. Муравьева, Н. А. Милютин спешил радоваться будущей победе: «Русские письмена окончат то, что начато русским мечом»[469].
Начало организованному царскими властями в Вильне и в Варшаве введению кириллической графики в литовскую письменность положили две публикации: публикация приказа императора от 19 февраля 1864 года о крестьянской реформе в Царстве Польском и публикация букваря весной того же года. Вскоре, 5 июня 1864 года, последовал приказ виленского генерал-губернатора не пропускать в печать никаких литовских букварей, писанных «польскими буквами», и разрешать печатать только транслитерированные кириллицей книги. Старые буквари еще не были полностью запрещены, но их не разрешалось использовать в школах. 22 августа 1864 года власти даже дали разрешение на распространение одного из изданных ранее букварей, поскольку 3 декабря 1863 года он был апробирован цензурой (разрешение на печать действовало один год, и непредоставление права на распространение означало, что власти обязаны компенсировать издателю понесенные убытки)[470]. В конце 1864 года был представлен и литовский календарь в русской графике. После этого Виленский цензурный комитет не пропустил ни одной литовской книги нерелигиозного содержания. Потом местные власти взялись и за религиозную литературу. Прежде всего были запрещены шесть изданных ранее «вредных» книг. Последняя литовская книга (точнее говоря, двуязычная книга на литовском и польском языках) в латинской графике была апробирована Виленским цензурным комитетом 20 января 1865 года. Позже в цензурный комитет такие книги не поступали. В это время уже началась транслитерация русской графикой и книг религиозного содержания[471]. М. Н. Муравьев, очевидно, дал устное указание не пропускать в печать литовских книг в латинской графике[472]. Правда, достаточно трудно объяснить, почему генерал-губернатор дал лишь устное указание, почему оно не было оформлено в устоявшемся бюрократическом порядке – не был издан циркуляр и отсутствовало обращение к центральным властям с просьбой об издании соответствующего указа. Возможно, не было никакой необходимости в оформлении письменного распоряжения, поскольку цензор полностью следовал указаниям генерал-губернатора. Нельзя исключить и версии о том, что Н. М. Муравьев сомневался и еще не принял твердого решения о мерах по отношению к литовской печати. Однако при рассмотрении всех возможностей важно не упускать из виду одного важного обстоятельства – проблема литовской письменности для Муравьева, как и для его преемников на посту генерал-губернатора во второй половине XIX века, не была первостепенной, ее даже вряд ли можно назвать важной. Как писал о М. Н. Муравьеве Н. Н. Новиков: «Граф не принимал в большой расчет жмудинов и литвинов»[473]. 23 сентября 1865 года министр внутренних дел П. А. Валуев издал циркуляр, оформивший запрет на издание литовских книг в латинской графике, 30 января 1866 года было получено и устное одобрение Александра II. 31 октября 1872 года были запрещены и использовавшиеся протестантами издания на литовском языке, напечатанные готическим шрифтом.
Этот запрет (1865–1904), как говорилось выше, исключительно противоречиво оценивается в исторической литературе. Поэтому далее я постараюсь разобраться, какие цели преследовали власти, меняя графику литовской письменности.
Кириллица – инструмент аккультурации литовцев
Одним из наиболее влиятельных идеологов кириллизации был А. Ф. Гильфердинг – помощник Н. А. Милютина в реализации реформы просвещения в Царстве Польском. А. Ф. Гильфердинг не только пропагандировал свои идеи в печати, но и обладал реальными возможностями для их осуществления. По его мнению, русские должны интересоваться литовцами еще и потому, что литовский язык очень близок к санскриту и когда-то литовцы с русскими были одним племенем; поскольку литовский язык более архаичен, чем русский, он исключительно важен для славянского языкознания. А. Ф. Гильфердинг ратовал не только за смену графики, но и предлагал другие средства, способные оградить литовцев от поляков, – в перспективе литовцы должны были стать лояльными подданными Российской империи («Мы не помышляем о сепаратизме; а напротив, безусловно его отвергаем»; «Надобно, чтобы литвин мог быть человеком образованным, не делаясь поляком»), и с этой целью следовало развивать самосознание литовского народа, поскольку «польская пропаганда пользовалась доселе его неразвитостью, отсутствием в нем национального сознания, только вследствие неразвитости литовского народа, отсутствия в нем национального сознания она могла воспламенять литвинов польскими идеями, вооружать их за польское дело». Чтобы такая ситуация не имела продолжения, необходимо в начальной школе учить детей литовскому языку, преподавать литовский язык как предмет в средней школе, основать кафедры литовского языка в университетах. Кроме того, А. Ф. Гильфердинг поддерживал идею о том, что «языком первоначального преподавания должен быть непременно язык литовский, а русский язык – одним из предметов, которому должно учить мальчиков»
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.