Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [105]
Как уже было сказано, ассимиляция поляков не была приоритетом властей Российской империи. Поэтому активная деятельность польского общества в начале XX века и преобладавшее в польской среде представление о Польше «в границах 1772 года», предполагавшее включение исторических земель Великого княжества Литовского в состав будущего независимого польского государства, не может трактоваться как политическая неудача Российской империи. Большинство трезво мысливших российских деятелей хорошо понимали, что поляков перевоспитать не удастся. Степень успешности решения «польского вопроса» в Северо-Западном крае может измеряться в соответствии с тем, насколько властям удалось минимизировать польское влияние в регионе, «защитить» крестьянство от «полонизации». Определенные достижения имели место прежде всего в сфере землевладения. По подсчетам В. Родкевича, количество земельных угодий, находившихся под управлением польских дворян, с 94 % в 1860-х годах к 1897 году упало до 51 %[1114]. Исследование Тамары Байрашаускайте (Tamara Bairašauskaitė) показало, что с 1864 по 1901 год в трех «литовских» губерниях количество землевладельцев «непольского происхождения» увеличилось с 499 до 4033, а количество землевладельцев «польского происхождения», как и количество находящихся в их управлении земель, уменьшилось почти на треть[1115].
При этом некоторые меры «деполонизации», напротив, увеличивали аккультурацию и ассимиляцию недоминирующих этнических групп в польское общество. Запрет литовской печати в традиционной графике в 1865–1904 годах и насильственное введение кириллицы привело к тому, что в Виленской губернии говорившие на литовском языке католики были вынуждены пользоваться польскими молитвенниками. Религиозной литературы на литовском языке, напечатанной в кириллической графике, было немного, кроме того, католики воспринимали кириллицу как графику православия, то есть с подозрением. При этом запрета на распространение польской религиозной литературы не было, поэтому условия полиязыковой ситуации, характерные для окрестностей Вильны, способствовали распространению литературы на польском языке, прежде всего религиозной, что вело к вытеснению литовского и распространению польского разговорного языка[1116]. В конце XIX века некоторые высокопоставленные местные чиновники были уверены, что запрет литовской печати в латинской графике ведет к росту солидарности поляков и литовцев и снижает возможности властей оказывать влияние на политическую ориентацию литовского населения[1117].
Еще одна область, в которой применявшиеся властями меры «деполонизации» не принесли желаемых результатов, – преподавание Закона Божьего белорусам после революции 1905 года. Власти Северо-Западного края стремились к преподаванию этого предмета в государственных школах «русским» на русском языке, но, поскольку изначально решение вопроса о «родном языке» учеников было отдано родителям, преподавание велось на польском языке. После того как в 1912 году порядок был изменен и решение вопроса о родном языке было передано сотрудникам ведомства просвещения, власти, казалось бы, восстановили свое влияние, но священники перестали приходить на занятия, и преподавание Закона Божьего часто перемещалось за рамки школьного образования, оставаясь в руках священников и их доверенных лиц – с точки зрения властей в руках поляков. То есть католические священники обладали гораздо большим влиянием на католиков-белорусов, чем представители имперских властей. Эти примеры показывают, что имперским властям не удалось остановить «полонизацию» ни во второй половине XIX века, ни после революции 1905 года. И действия самих имперских властей также говорят о понимании того, что «деполонизация» этого края не удалась.
Красноречивым свидетелем поражения в борьбе за национальную самоидентификацию белорусов может считаться и решение центральных властей не включать белорусов-католиков в «русскую» курию на выборах в Государственную думу. Закон о выборах в Думу от 3 июня 1907 года предусматривал выбор русскими жителями Ковенской и Виленской губерний своих представителей в отдельной «русской» курии, право голосования в которой получили лица «русского происхождения» и православного, лютеранского или староверческого вероисповедания. Просьбы местных чиновников включить в список избирателей и белорусов-католиков оказались тщетными. Несмотря на то что премьер-министр и министр внутренних дел П. А. Столыпин согласился с аргументом о принадлежности к русской нации белорусов-католиков, «не имеющих ничего общего с лицами польской национальной группы» и способствовавших усмирению «польского мятежа» 1863–1864 годов, он категорически не согласился с предоставлением белорусам-католикам возможности голосования в «русской» курии. Наряду с формальными причинами П. А. Столыпин усматривал опасность в том, что благодаря многочисленности белорусов-католиков именно представитель этой группы может быть выбран как представитель русского населения, то есть русских будет представлять католик и тогда русские останутся без «правильного» представителя. То есть у католика, несмотря на его этническое происхождение, используемый в быту язык и самоидентификацию, не было никаких шансов попасть в «русскую» курию
