Всякая тварь в этом лесу давала понять, что гостям здесь вовсе не рады — и что если они вздумают тут задержаться, намеками дело уже не ограничится. Во время первого их похода по этим краям ничего такого не творилось и Антон без труда догадался, чьих рук это дело. Шамана Куниц, кого же ещё? Кто ж ещё тут умел повелевать лесной нечистью?..
Мальчишка быстро понял и почему им уготован именно такой прием: нарочно или нет, но Файму оставила Хорунов во владениях Куниц и те точно не были такому рады. Правду говоря, он и сам был бы не рад, навяжи ему кто такое вот соседство. Конечно, ему всё ещё хотелось потрясти этого шамана за шкирятник — ведь быть не может всей этой чертовщины, наверняка есть какое-то простое, ясное, логическое объяснение! — но все эти мысли приходилось задвигать подальше. Дома, в уютной спальне, над лешими и другими персонажами сказок хотелось разве что смеяться. Здесь, в лесу, они вовсе не казались забавными и мальчишка был рад, что ночевать в нем ему уже не придется…
* * *
Вздохнув, Димка опустился на упавший ствол, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Был уже вечер — вечер второго дня их похода на восток. Солнце заходило, мгла под гигантскими кронами стала золотисто-зеленой. Картина была загадочно-красивая — прямо хоть в раму вставляй — но скоро спустится ночь, а с ней и непроглядный жуткий мрак, в котором замогильные стоны Червя, пусть и заметно ослабевшие, но до сих пор отчетливо слышимые, вновь начнут игру на его и без того изрядно потрепанных нервах. Всё это будет дополнять мерзкий скрип трущихся друг о друга ветвей и резкие крики местной ночной живности. Об облике которой ему не хотелось даже и думать…
Но хуже всего была всё же темнота. До этого проклятого похода мальчишка не представлял, какой мрак может царить ночью под пологом леса, под который и свет солнца-то пробивался с трудом. И ладно бы только мрак! В непроницаемой тьме на земле мертвенным, обманным, не освещавшим ничего светом тлел странный узор истлевающей гнили. Димке казалось, что он провалился в бездну какого-то совершенно чуждого мира и после того, как он, засыпая, смотрел на него, ему всю ночь грезились сны, от которых он вскрикивал, просыпаясь, и потом долго сидел с напряженными мышцами, сжавшись в тугой, дрожащий комок…
Даже вспоминать о них ему не хотелось — но и наяву они упорно лезли в голову. Сны о мире без света, тьме, где зрение заменяли ощущения словно бы вывернутого наизнанку тела — тьме, в которой он ощущал всю глубину этой бездонной черной пропасти. И в ней были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие. Когда сознание Димки соприкасалось с ними, он познавал всю бесконечную чужеродность этих… существ, их память, уходящую в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. Они хотели ввергнуть в свою тьму его родной, привычный мир — естественное и понятное желание, однако в душе Димки оно отзывалось диким ужасом. Он не знал ничего страшнее, чем жить в мире мрака — даже не потому, что он не сможет там видеть, совсем нет. Потому, что он сможет чувствовать… как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, и эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мертвая материя вопит от ужаса…
В общем, это были совершенно не те вещи, о которых ему бы хотелось размышлять. Асэт уверял его, что всё это — влияние Червя и что когда они вернутся в Ойкумену, минуют её Грань, это всё прекратится. Димке хотелось в это верить — правду говоря, он не сомневался, что иначе не может и быть — но предстоящая ночь… пугала. И тем, что могло вновь явиться во сне, и просто жутким мраком. Тут очень помогли бы костры — но в проклятом лесу нечему было гореть. Сырые гнилушки в лучшем случае тлели, выпуская едкий дым, а о том, чтобы нарубить дров, нечего было и думать. Стволы чудовищных деревьев толщиной в два или в три его роста покрывала странная, волокнистая и смолистая кора, при ударе об которую намертво вяз даже остро заточенный стальной топор. К счастью, сегодня Вайми пообещал найти заросли кандеи и набрать знаменитой горючей смолы — только на это Димка и надеялся. Коротать и вторую ночь в этом мраке было бы… неприятно, если не сказать больше. Да и вообще, этот громадный однообразный лес мало был похож на те леса, что он любил. Правду говоря, даже без стонов Червя он пугал до чертиков. Димка буквально шкурой ощущал здесь истинную суть Природы — могучей и бездушно-враждебной к человеку, которого тут только терпят, но не больше…
Вспомнив про Вайми, он вздохнул. Для Астера тут был дом родной — по крайней мере он, едва ли не один, сохранял тут бодрость и цветущий вид. Причем настолько, что порой тащил Димку смотреть на местные диковинки. В основном на поляны, образованные рухнувшими от старости деревьями — они напоминали какие-то экзотические ботанические сады, где Димка не мог даже понять, что к какому растению относится. Жизнь буквально бурлила на них. Бабочки, громадные, как ладонь, походили на осколки перепутанных радуг, отливавших жирным металлическим блеском. Они вились мягким смерчем и от мелькания их крыльев у Димки рябило в глазах. Слитный аромат бесчисленных цветов был настолько густым, что он с трудом дышал им и уходил с этих полян ошалевший. Вайми вел отряд мимо них, потому что вблизи их на деревьях жили крохотные пёстрые лягушки, слизью которых он смазывал свои стрелы; их яд убивал за несколько ударов сердца и им достаточно было коснуться даже крохотной царапины на теле — а здесь всюду торчали твердые, как железо, колючки.
