Она плавно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, изящно переступая босыми ногами, изящными и ровными. Её ладошки были сомкнуты, вытянутые вперед руки и сильные бедра двигались, как волны. Она насмешливо посматривала то вправо, то влево, на её губах застыла задумчивая улыбка. Мерцающий свет костра струился по её гладкой, темно-золотой коже, словно нарочно задерживаясь на её нагой груди, на подвижной плоскости впалого живота, на выпуклых, дерзких и твердых изгибах её узкой талии…
Антон замер, удивленно приоткрыв рот. Ничего подобного он раньше не то, что не видел, а просто не мог себе представить. При каждом движении волосы девчонки взметались, словно черное пламя, её гибкое, сильное тело казалось невесомым, а лицо было задумчивым и вдохновенным…
Мальчишка не знал, что с ним сталось бы, смотри он на всё это дальше — наверное, свихнулся бы или просто помер на месте — но Файму, сидевшая как раз напротив, заметила его и шикнула подругам…
О дальнейшем Антону вспоминать не хотелось. Все девчонки вскочили, глядя на него — и их взгляды не обещали ему ничего, кроме немедленной ужасной смерти. Он бросился бежать — и, сделав всего два шага, ударился лбом об дерево. Девчонки настигли его, начали драть ухи, таскать за волосы, щипать — а Файму крепко зажимала ему рот, так что вся зверская экзекуция совершалась почти что беззвучно. Раньше Антон и представить не мог, что руки у девчонок такие сильные, цепкие и беспощадные. Потом они замерли, словно опомнившись. Полуживой Антон кое-как сумел сесть. Когда это ему удалось, девчонки, пересмеиваясь, уже вернулись на полянку. Ириса, однако, осталась. Они не говорили друг с другом. Оба казались какими-то смущенными. Ириса смотрела в сторону; Антон искоса, не поворачивая головы, рассматривал её удивительно стройное, тонкое в профиль тело. Тяжелая грива густых, золотисто-черных волос в красивом беспорядке рассыпалась по её спине, едва заметно шевелясь под ветром. Её лохматые пряди слабо отблескивали, обрамляя широкое, с твердыми и четкими чертами лицо. Чувственный рот, длинные глаза, опушенные густыми и длинными ресницами, постоянно подрагивающими, словно их касались чьи-то легкие пальцы… всё это он уже видел раньше — но сейчас, в зыбком, трепещущем свете костра ему вдруг показалось, что он видит это в первый раз…
— Отвернись, — наконец сказала Ириса.
Антон неохотно подчинился. Скосив глаза из-под падающих на них волос, он заметил, как она надевает свой весьма небогатый наряд. Тем не менее, сердце мальчишки часто билось. Он уже понимал, что то, что он увидел тут, на этой полянке, будет вспоминаться ему до самой его смерти — а может, и существенно дольше…
— Я тебе нравлюсь? — наконец спросила Ириса, закончив наряжаться.
— Да, — буркнул Антон, отвернувшись. Он очень хотел сказать "нет!" — но после того, как он, разинув рот, на неё пялился, это выставило бы его круглым дураком.
— Хочешь быть со мной?
— Э? — Антон как-то запоздало понял, что опять глупо приоткрыл рот. Он не вполне понимал, о чем она ведет речь.
— Ну, быть со мной, с нами, вступить в племя, — нетерпеливо пояснила Ириса.
— А можно? — ляпнул Антон.
— Почему нет? — удивилась она. — Матвей же вступил.
— А он разве того… этого… э-э-э… — Антон захлопнул рот, поняв, что из него летит какая-то совсем уже дикая чушь. В голове у него всё перемешалось — ещё больше, хотя это, казалось, было уже невозможно. Мысль о том, что он сможет быть с Ирисой и ныне, и присно, и до конца дней буквально захватывала дух. Вдохновляла. Но…
Но он же любил Ирку! Её, а вовсе не Ирису! И бросить её, бросить друзей — сама эта идея была совершенно немыслима. Но…
Но Ирка вовсе не такая вот… эффектная, подумал вдруг мальчишка. И она не станет щеголять в таком вот… э-э-э… наряде. И точно не станет танцевать нагишом у костра. Тем более, танцевать ТАК. Так, что начинает кружиться голова и сердце подкатывает к горлу. И самое главное — она не дочь другого мира, о котором ему так много хочется узнать…
* * *
Недовольно помотав головой, Антон всё же поднялся, изо всех сил потягиваясь и стараясь не смотреть на Ирису. Он совсем не представлял, чем кончилась бы та встреча у костра — вернее, боялся представить — но сопение и возня девчонок всё же разбудила друзей и явившийся к костру зевающий Сергей положил конец мероприятию. С тех пор Файму посматривала на него несколько косо, а Ириса тоже посматривала на Антона — но уже совершенно иначе… и в голове у мальчишки разразилась бесконечная битва. Он боялся смотреть на неё — но, словно против воли, его глаза возвращались к ней снова и снова. Антон не раз ловил себя на том, что глядя на неё он глупо улыбается, а когда она улыбалась ЕМУ, его сердце ёкало и ухало. От мыслей о том, что могло бы случиться и просто от счастья. И от страха. Перед тем, что он всё же бросит Ирку — и не сможет простить себя за это до самого конца своих дней…
Проще говоря, в голове у мальчишки творился жуткий кавардак. Временами ему хотелось всё бросить и с воплями убежать в лес — и удерживало его от этого лишь понимание, что от самого себя-то не убежишь! И просвета впереди видно не было. Антон даже понятия не имел, сколько им придеться таскаться по миру в поисках этого проклятого всеми богами восприимца в компании Маахисов вообще и Ирисы в частности. Пару раз он даже заводил с друзьями разговор, что было бы неплохо расстаться с этим не в меру активным племенем, но Серый только хмурился, сжимая в кулаке бусины Ключа, а Андрей, казалось, вообще не понимал, о чем идет речь. Он откровенно пялился на другую девчонку Маахисов, на Ириа — и Антон подозревал, что и его подкосила та же зараза…
