Пепельный понедельник - [4]
Ему пришлось с минуту постоять в полумраке, вдыхая запах шиншилльего говна, — который, похоже, останется здесь навсегда, как и запах тряпок, в которые они заворачивали их мумии, — пока не улеглось сердцебиение. Он весь взмок от пота. Тут, наверное, было градусов на десять жарче, чем снаружи, но это ему не мешало. Он всегда сюда приходил, если бывал чем-то расстроен, если хотелось подумать или вспомнить, как все было, когда Грейди выращивал своих шиншилл и они трудились вдвоем, бок о бок, следя, чтобы в клетках было чисто и у всех зверьков достаточно еды и питья — у всех до единого. На одну шубу требуется от восьмидесяти до ста шкурок, и Грейди все время нудил насчет того, что нужно и дальше разводить шиншилл, иначе им никогда не получить прибыли. Это было его выражение: «получить прибыль». И Дилл хорошо помнил, как мать бросала эти слова обратно Грейди в лицо, потому что никакой прибыли он не получал, да и не мог получить: деньги на покупку самих зверьков и корма для них уходили как в прорву — это было ее выражение, — но эти расходы не шли ни в какое сравнение с тем, сколько они тратили на кондиционирование.
— Им нужна прохлада, — твердил свое Грейди.
— А о нас ты подумал? — говорила мать Дилла. — Мы должны обходиться без кондиционера — ты кидаешься на меня всякий раз, стоит мне только попробовать его включить, будто это какое-то преступление. Но Боже упаси, если твои драгоценные грызуны хотя бы минуту подышат обычным воздухом!
— Имей терпение, Глория, в любом бизнесе…
— Бизнесе? По-твоему, целый день околачиваться в кондиционируемом сарае — это значит заниматься бизнесом? Сколько шуб ты уже сшил, скажи? Сколько шкурок сумел продать? Сколько хотя бы содрал? Ну скажи, скажи!
Дилл всегда был на стороне Грейди и даже не сомневался в его правоте. Его мать ничего не знала. Шиншиллы живут в Южной Америке, высоко в горах, которые называются Анды, а там всегда прохладно и температура никогда не поднималась выше двадцати шести градусов, даже в самый жаркий день за всю историю. При двадцати шести шиншиллы умирают от теплового удара. А мать ничего этого не знала. Или не хотела знать. Но он, Дилл, знал. И знал, что им надо давать специальный гранулированный корм и маленькие кубики сена, но ни в коем случае не кормить капустой, кукурузой или салатом, потому что от этого у них в животе образуются газы, их раздувает, и они умирают. Как их убивают, он тоже знал. Грейди ему показал. Нужно вытащить шиншиллу из клетки за хвост, а потом, держа одной рукой за голову, резко рвануть за задние лапы, чтобы сломать шею. Потом она какое-то время дергается. Потом снимаешь с нее шкурку. Грейди не нравилось их убивать — ведь они такие симпатичные, такие безобидные, — ему вообще не хотелось никого убивать, но бизнес есть бизнес, и приходилось с этим мириться.
Той осенью подули ветра Санта-Ана[9]. Учитель естествознания, мистер Шилдс, объяснил: когда во внутренней части материка образуется область высокого давления, а на побережье устанавливается область низкого давления, раскаленный воздух из пустынь засасывается в каньоны, где несется со скоростью сто миль в час и иссушает все в пыль. Но Дилл знал этот ветер не понаслышке, недаром по утрам на зубах у него скрипел песок и ноздри были обведены черной каемкой. И днем, когда он выходил во двор, весь мир был как пышущая жаром печь в закусочной «У Джованни», только выпекалась там не пицца, а полынь, листья сикомор вдоль русла высохшего ручья и ядовитое масло сумаха. Один раз, когда он возвращался из школы, ветер был такой силы, что даже качнул автобус, когда он из него выходил. Тут же лицо обожгло песком, как будто в него пальнули из дробовика, и кто-то — скорее всего, Билли Боттомс — сквозь скрип закрывающихся дверей прокричал: «Слабак!»
Он сразу отвернул голову, чтобы грязь не попадала в глаза. Двор, как из катапульт, обстреливали перекати-поле. Из мусорного бака, точно из спринклера, непрерывной струей вылетали клочья бумаги и пластиковые бутылки, и он уже почти слышал голос матери, заводящей старую песню насчет того, что кто-то совсем обленился и не соизволил потратить секунду своего драгоценного времени, чтобы получше закрепить крышку от енотов. Он глубже надвинул бейсболку — ту, что ему подарил Грейди, с серебристо-черным истребителем F-14 «Томкэт» на лбу, — подтянул повыше ранец, чтобы было легче спине, и зашагал вверх по дорожке к дому.
Первым делом он зашел на кухню, налил себе полный стакан рутбира[10] и осушил его махом — еще никогда в жизни не испытывал такой жажды, — затем снова наполнил стакан и теперь уже пил не спеша, ожидая, пока его сэндвич не отпыхтит свое в микроволновке. После он собирался заглянуть в сарай — посмотреть, как там дела у Грейди, — а пока, чтоб хоть чем-то себя занять на время обеда, включил стоявший на кухне телик. По всем каналам новости и больше ничего. Новости передавали потому, что вокруг все горело — от Малибу и долины Сан-Фернандо до Лос-Анджелеса и округа Ориндж. На каждом канале была женщина с микрофоном и вздыбленными от ветра волосами, стоящая перед горящим домом, а деревья вокруг полыхали, как факелы; переключаешь канал — меняется только цвет женщины: блондинка, черная, мексиканка, китаянка. Мистер Шилдс говорил им, что дикий огонь может настигнуть человека — не каждый успеет убежать — и что Именно поэтому пожарные иногда погибают в огне, и домовладельцы тоже, вот почему нужно незамедлительно покинуть опасный район, если к вам зайдут полицейские и скажут, что это необходимо. Но никто учителю не поверил. Разве может огонь тебя догнать, если ты бежишь изо всех сил? Дилл подумал о Дейлоне Джеймсе, самом быстром бегуне в школе: когда они играют во флаг-футбол, никому не удается до него даже дотронуться, не то что сорвать флажок; ну а чтоб огонь был быстрее человека — это уж совсем ерунда. Но на экране теперь были вертолеты, камера скакала из стороны в сторону, а затем — уже только черные тучи дыма и, в разрывах между ними, языки пламени, из красных становящиеся оранжевыми, потом желтыми и снова красными.
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
Т. Корагессана Бойла сделали по-настоящему знаменитым лучшие американские журналы: уже двадцать лет «The New Yorker», «Harper's Basaar», «Esquire», «Playboy», «GQ» буквально сражаются за право опубликовать его рассказы. За свою авторскую карьеру Бойл собрал пять престижнейших премий имени О. Генри, три премии американского Пен-центра, трижды получал приз «Выбор американских редакторов» и дважды — титул автора «Лучшего американского рассказа». Сейчас на его счету полтора десятка книг, переведенных на семнадцать языков, и звание лауреата французской Премии Медичи, одной из самых почетных в Европе.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
«Мой сын — фанатик» английского писателя Ханифа Курейши (1954). Лондонский таксист, уроженец Пакистана, узнает, что его сын-подросток сделался приверженцем ислама, вопреки многолетним усилиям отца выбиться в настоящие британцы. Перевод Александра Беляева.
Открывается номер журнала книгой стихов польской поэтессы, лауреата Нобелевской премии Виславы Шимборской (1923–2012) «Довольно». В стихотворении о зеркале, отражающем небосвод над руинами города, сказано, что оно «делало свое дело безупречно, / с профессиональной бесстрастностью». Пожалуй, эти слова применимы и к манере Шимборской в переводе Ксении Старосельской.
В рассказе «Будущее» немецкого писателя Георга Кляйна (1953) повествование ведется от лица сотрудника спецподразделения, занятого поиском тайных стоянок нелегальных эмигрантов. Дело происходит в недалеком будущем, когда, как это представляется автору, одни люди станут украдкой обретаться на новых территориях, а следопыты из коренных жителей — выслеживать места обитания пришельцев. Перевод Анатолия Егоршева.
«Иностранная литература» знакомит читателя с афроамериканским писателем Ральфом Эллисоном (1914–1994), прославившимся романом «Невидимка» (1952), о котором автор вступления и переводчик всех материалов гида Ольга Панова, среди прочего, пишет: «Ральф Эллисон был твердо убежден: имя, название определяет судьбу. У нас в России это его убеждение подтвердилось самым решительным образом. Роман постигла судьба „книги-невидимки“: прошло почти шестьдесят лет с момента его выхода, он давно уже переведен на многие языки, а в распоряжении русского читателя до сих пор имеется лишь перевод единственной главы, сделанный В. Голышевым еще в 1985 году, да разнообразные упоминания о „великом, но неизвестном“ романе в книгах и статьях о литературе США ХХ века».